Аурелия оскалилась Антидектесу в жаркой ухмылке. Не было нужды ничего говорить, солдаты уже заметили «Ломитучу» и подняли шум. Вистульцы выходили из палаток, глядели на небо. Заиграла труба, Аурелия не знала этого сигнала. Коленицкие пушкари на минуту прекратили обстрел — и так чуть ли не символический.

Оронейгесовый аэростат спустился на поле за главным лагерем вистульских войск. Повис пусах в тридцати над землей. Колыхаясь на ветру, пробовал обрести устойчивую позицию. Экипаж бросал якорные цепи. Солдаты побежали вбивать в землю железные штыри. Аурелия отправилась за ними; она видела, что туда бегут люди и от шатров стратегоса, и от гегемона Гасера Обола.

Тем временем по веревкам, спущенным с горизонтальной башни «Ломитучи», дюжинами скользили мужчины и женщины в углеродных доспехах Хоррора.

* * *

Сломать ей шею, свернуть голову, как я поступил бы с ядовитой змеей. Нимрод крутил в голове мысли нимрода. Убью Змею, убью ее. Цветистая птица порхнула над ним, сад резиденции Иеронима Бербелека своими любезными уху звуками напоминал Зайдару о какофонических мелодиях истинной дикости. Ихмет ненавидел парки, сады, городские пруды и передвижные бестиарии. Ворота имения и стража исчезли за поворотом аллеи. Он оскалился. Грызть, грызть, грызть, загрызть! Солнце стояло высоко над Александрией, он щурил правый глаз; левый зрачок был скрыт в тени. Невольно он ускорил шаг. Знал, что она здесь, кузен Анеиса Панатакиса ему сказал.

«Гипотамия» вошла во внутренний порт Александрии седьмого Мартиуса с двухдневным опозданием из-за внезапных весенних штормов (Оронея снова слала ветры против ветров, сшибала тучи с тучами, Король Бурь делал глубокий вдох). Наняв в порту виктику, Зайдар сперва поехал к складам фактории Анеиса Панатакиса. В последние годы те разрослись почти до размеров складов Африканской Компании. Пакгаузы Панатакиса были разбросаны по всем набережным, через его руки теперь проходила львиная доля товарооборота между Гердоном и Северной Африкой — а также с Западной Азией. Старый Анеис продолжал руководить всем из своей безоконной конторки на задах старейшего из складов. И все же, из-за раннего времени, как и приняв во внимание, что как раз был день некоего кристианского праздника (а Панатакис считал себя еще и кристианином), Ихмет его там не застал. Потому оставил в конторе письма Бербелека к концессионеру и остальным александрийским адресатам, за исключением эстле Амитаче и эстле Алитэ Лятек. Люди Панатакиса доставят их в самые короткие сроки. Затем он назвал виктикарию адрес резиденции Бербелека.