Аурелия уже откровенно таращилась на Олафа, из приоткрытого рта у нее вылетали облачка горячего пара.

— И о чем ты, собственно, пытаешься предупредить стратегоса? Что Тор от него хочет?

Он пожал плечами, опустил взгляд в чашку.

— Ничего, ничего, просто мысли вслух.

Не произнеся больше ни слова, она оставила эйдолоса Тора под шатром Бербелека.

Ее собственный шатер находился на другом конце лагеря (и расположиться так заставил ее эстлос Иероним). Шла она быстро, глядя под ноги, чтобы не поскользнуться в грязи. Грязь покрывала все: снаряжение, полотна шатров, доспехи, зверей, людей.

Она полагала, что если что и застанет ее врасплох на Земле, то это будут холод, буйные — ибо древние в реликтах своей телеологии — флора и фауна, все эти видимые и невидимые пережитки тысяч лет истории человека и десятков тысяч лет истории жизни — чего Луна была лишена; что застанут ее врасплох обилие и сила низших первоэлементов, что придется сражаться с постоянным давлением гидора; что, наконец, застанут ее врасплох земляне, люди с большим многообразием морф. И правда, все это застало ее врасплох — но на самом деле привыкнуть за эти два года она не смогал к другому: к бардаку. Бардаку, хаосу, дисгармонии, всесильному беспорядку, небрежности, невнимательности, какой-то нарочитой временности и неукорененности. Она воспринимала это как личное оскорбление.

Идя теперь лагерем вистульских войск, она с трудом удерживалась от гримасы презрения и отвращения. И это образец солдатской дисциплины! Морфа сильнейшего стратегоса! А как же тогда выглядит земная армия, оставленная без присмотра, в морфе демократии или при каком ином извращении власти? Обратная сторона этой мысли выглядела вот так: на что была бы способна армия, по сути своей подчиненная Гармонии, армия лунная — особенно когда бы ее объял своей Формой стратегос Бербелек? Нет такой силы, что удержит Аурелию от участия в Эфирной Битве.

Солдаты, мимо которых она проходила, уважительно приветствовали ее; даже медики из лазарета склоняли перед ней головы. (К лазарету как раз сносили раненых и умирающих с утреннего штурма.) Все знали Аурелию Оскру как демиургоса огня и наперсницу стратегоса, экзотического вида и деморфинга бровей хватало, чтобы здесь, в Вистулии, ее принимали за магои.

Только Антидектес Александриец знал правду.

— Позволь-ка тебя на минутку! — крикнул ей с порога своего фургона старый софистес.

Она неохотно повернула.

— Что?

Он махнул рукой над ее головой, в сторону коленицкого холма.

— Новый рецепт. Цеферы угловые, нумерология призм. Гляди, какой пожар они принесут, несмотря на дождь. До утра сгорит весь город.