Беспокоило ее не то, что она не могла прозреть планы стратегоса — ибо потому-то он и был стратегосом, чтобы создавать планы, которых иным не прозреть, — но то, что за эти несколько дней между пробуждением Аурелии и возвращением «Ломитучи» эстлос Бербелек ни разу с ней не увиделся. На миг она даже подумала, что Яна-из-Гнезна может оказаться права, — и понимание, что она вообще открылась подобной мысли, на несколько часов выгнало Аурелию в острожскую пущу, где она не должна была выносить ничьего взгляда, где стыд был только ее. На Луне она яростно бегала бы по жженникам и пироснищам до полной потери сил — тела и сознания; здесь медленно бродила тенистыми ручьями и оврагами, стараясь не вызвать пожара. Встретила нескольких охотников. Наверняка еще больше их замечало ее, оставаясь невидимыми. Аурелия приветственно поднимала пустые руки. Здесь о ней уже тоже рассказывали страшные сказки? Может, король Казимир был прав. Ведь, если бы Госпожа ей запретила — голосом любого из своих гегемонов — Аурелия не полетела бы с Бербелеком. А значит, Госпожа хотела, чтобы Аурелия сопровождала на Земле Стратегоса Лабиринта.

В Остроге они видели ее чаще прочих: охотники и звери — которых, не будучи нимродом, она не могла вовремя заметить и распознать, особенно хищников: сверкающие очи во мраке и внезапные шорохи в зарослях. Леса Святовида полнились зверьми, дикими, наидичайшими, с морфами, не тронутыми человеческим существованием, бесцельными, служащими лишь целям Леса. Вскоре она поняла, что это невозможно разделить — Святовида и лес, — что не различали их и сами вистульцы. То и дело она натыкалась на вырубленные ими грубые истуканы, тотемные столпы, будто оси вращения вихрящейся зелени, воткнутые тут и там согласно тайному плану, в неизменном узоре вот уже тысячелетия — печать антоса Святовида, но старше самого Святовида. Она вспомнила одно из богохульств Антидектеса: боги не существуют, но существуют их Формы, готовые наполниться первой попавшейся Силой, родившиеся вместе с рождением человека.

Во дворе, кроме десятка хоррорных, Яны и стратегоса со слугами — а тот, казалось, совершенно не покидал своих покоев в восточном крыле, — бродило лишь несколько старых вистульцев, с которыми Аурелия, понятное дело, никак не могла поговорить. От Портэ она знала о некоей престарелой «госпоже двора», чьи комнаты находились сразу под Иеронимовыми, — скорее всего, это та самая эстле, которую она видела в ночь второго пробуждения.

Аурелия встретила ее еще раз, в последнюю ночь.

Сразу после заката прошел дождь; Луна заглядывала в лужи на подворье, чудесное зрелище. Сидя на каменном столе под дубом, Аурелия ела Святовидовы грушки и наслаждалась воздухом после ночного ливня — знала, что не сумеет передать в словах этот запах, когда вернется домой.