— Вы, аристократы.

— Некогда риттеров считали аристократами…

— В действительности ты — старше меня.

— Наивность — весьма ценная черта.

— Но никто воистину наивный об этом не знает, верно?

Девушки засмеялись вместе в морфе приязни, Алитэ толкнула Аурелию в плечо и на миг приняла карикатурно серьезный вид. Лунница смеялась золотыми искрами и голубым дымком, маленькие огоньки стекали с ее головы на плечи, грудь, руки. Алитэ отставила кубок с вином и, взмахивая веером, направила эту волну искр в ночное небо. Они следили за теми, пока искры не исчезли за границей террасы. Несколько, выплясывая в воздухе, опустились на намасленную кожу живой статуи, дулос невольно вздрогнул. Это снова развеселило девушек. Лунница сняла черный парик. Алитэ вытаращила глаза. От смеха даже впала в икоту; это явно был не первый ее кубок вина нынче вечером. Аурелия хлопнула ее меж лопаток. Алитэ подпрыгнула на лавке, обожженная; левый персний взблеснул серебром, падая меж лилий.

Они склонились, высматривая бриллиантовое украшение.

— Позавчера, когда мы вернулись из города и застали отца дома, — продолжила Алитэ, разводя руками черные побеги и не глядя на Аурелию, — а ты должна знать, что мы не знали о вашем прибытии, привратник не сообщил… Я не пошла за Шулимой, но услыхала голос отца и свернула в коридор. Их первые слова… Ведь после джурджи Ихмет Зайдар у отца из рук ел, он не сделал бы этого вопреки ему. Скажи мне, Аурелия: стратегос отдал ему такой приказ?

— Какой?

— Знаешь. Чтобы Шулиму.

— Нет.

— Клянешься?

— Я ничего такого не слыхала. Ихмет…

— Да?

— Ничего, ничего, не знаю.

Бриллиант блеснул на каменном вазоне, Алитэ подняла персний. Села и, вытерев его вынутым из-за широкого пояса юбки платком, надела снова.

— Ты ведь знаешь, конечно, кто такова эстле Амитаче, — пробормотала Аурелия, надевая парик.

— Да.

— Кто?

— Ее дочь.