— Да. Да. Хорошо.
Эстле снова откинулась на спинку кресла.
— И все же есть некоторое дополнительное условие, — добавила она.
— Догадываюсь.
— Правда?
— Говори, эстле, я должен услышать.
— После падения Навуходоносора кратистос Семипалый как союзник, сосед и главный участник альянса будет обладать решающим голосом в вопросах политического будущего Эгипта; он должен бы заранее обеспечить себя при договоре со стратегосом.
— Слушаю.
— Нужно будет посадить на трон новую Гипатию. А Вавилон получит право вето при ее выборе.
— И этой новой Гипатией должна стать — кто?
— Ой, Гауэр, Гауэр, ты ведь как раз на нее смотришь.
Вавилонянин громко причмокнул, надул щеки.
— И это все?
— Хватит! — засмеялась Алитэ.
— Тогда пятнадцать часов, эстле.
— Ступай.
Он склонился в третий раз и вышел.
Аурелия терпеливо ждала. Эстле Лятек крутила в ладони отполированную прикосновениями тысяч пальцев ликотовую пифагорейскую кость, серебряные символы на ее гранях поблескивали в огне пирокийных ламп. Кости Пифагора были под запретом на Луне, Аурелия лишь недавно познакомилась с этими игрушками. Но только ли игрушками они были? Легенда гласила, что первую кость придумал сам Пифагор, но истины, конечно же, не знал никто. Кости, обычно деревянные и размером с детский кулачок, имели вид правильного многогранника, состоящего из нескольких — или нескольких десятков — меньших многогранников. Каждая плоскость каждого из них (а, следовательно, каждая плоскость главного многогранника при любой конфигурации) обладала соответствующим числом, суммой чисел меньших, маркирующих грани. Количество нумерологических и геометрических комбинаций было в результате непривычно большим; для каждой конфигурации существовали богатые философические и религиозные интерпретации. Пифагорейцы Посталександрийской Эры использовали кости для тренировки разума детей, обучения их ментальным правилам секты. В вульгаризированной версии, лишенная символических значений, игральная кость использовалась на Земле именно как детская игрушка, популярная головоломка. Но даже в этом виде, если с ней систематически упражняться, она влияла на морфу разума. Аурелия знала, что некоторые земные софистесы, особенно из восточных школ, полагают, что благодаря многолетней гимнастике разума с костью Пифагора можно достичь Формы, позволяющей увидеть глубиннейшую структуру реальности, узреть Число Бога.
Наконец эстле Лятек вышла из задумчивости и вспомнила об Аурелии. Отложила кость, кивнула риттеру.
— Видно, ты и впрямь говорила правду.