Бербелек отдал хоррорным короткий приказ и подошел к Аурелии. Та вернула ему пирикту. Бербелек перевел взгляд с лунницы на вавилонянина и обратно. Приподнял брови. Разве Форма настолько очевидна? Аурелия неуверенно усмехнулась и шлепнула себя по бедру.
Кикур раскрыл рот, но под взглядом стратегоса замер, не успев произнести ни слова. Бербелек хлопнул себя риктой по голенищу югра и отошел. Отходя, оглянулся через плечо на измазанных людей Ашамадера — раз, затем второй и третий.
Кикур громко вздохнул и театральным жестом утер со лба пот, размазав по лицу темный пепел.
— Ну, раз мы остались в живых, теперь нам точно должно повезти. Позволишь, эстле? — После чего повернулся к Урчу и Забахаю. — Но если у вас успели увести наших кляч, головы оторву. И, конечно же, вам придется как-нибудь объяснить мне, откуда наш несокрушимый виктор знает пару таких босяков, как вы.
Те переглянулись, смущенные.
— Мы никогда раньше его не видели, эстлос. Ведь мы бы не забыли.
* * *
— Гиакинф, юноша многочисленных достоинств и необычайной красоты, прославился своими добродетелями во всем Лакедемоне. Он пробуждал горячие чувства как у смертных, так и у бессмертных; не устоял пред его очарованием и сам Аполлон. Дружба и любовь между смертным и богом, даже если она истинна, никогда не безопасна для смертного. Случилось так, что Гиакинф и Аполлон хвастались друг перед другом в умении метать диск. Гиакинф метнул его высоко и далеко, однако бог — еще дальше. Юноша, желая быстрее повторить бросок и произвести впечатление на любовника, побежал вслед диску. Тот же отскочил от земли под таким углом, что ударил юношу в висок. Гиакинф пал с разбитой головой. Кровь, брызнувшая из его раны, оросила лепестки растущих в том месте цветов; керос содрогнулся под тяжестью отчаяния бога, и пятна кровавого багреца навсегда вошли в морфу цветов. Взгляни. Именно оттого их так и называют.
— Красиво.
— Возьми. Не сожги его ненароком.
— Спасибо.
— По другой версии легенды, это завидовавший Гиакинфу Зефир внезапным порывом ветра вызвал фатальное изменение направления полета диска. Хм, знаешь ли, зачем я это тебе рассказываю?
— Да уж догадываюсь. Все говорят ему то же самое, Яна громче остальных: ни для одного смертного пока что попытка противостоять Силам не закончилась добром, пусть не совершает самоубийства ради плана Госпожи, и так далее, и так далее. Ты следующий, Кикур?
— Нет-нет, я переживаю о тебе, не о стратегосе Бербелеке, какое мне до него дело. Говоришь, что он любит тебя, что тебя уважает, что ты подружилась с его дочерью. Возможно. Верю, что так оно и есть. Но в конце — в конце они всегда поэтически оплакивают нас, однако именно наша кровь окропляет землю.