Ребенок был зажат между отцовскими бедрами в положении почти непристойном Люси хорошо знала мужа: сейчас он слишком близок к тому, чтобы впасть в безудержную ярость. Она больше не беспокоилась о себе — у нее есть свои утешения — но мальчик совсем беззащитен.

— Какого черта ты не выметаешься отсюда, женщина? Мы с парнем хотим побыть одни, верно?

Юджин оторвал лицо Аарона от своей ширинки и крикнул ему, белому от ужаса:

— Верно?

— Да, папа.

— Да, папа Конечно, «да, папа».

Люси вышла из дома и укрылась в холодной темноте сарая. Она молилась за Аарона, носящего имя брата Моисея, что значит «Достойный». Она гадала, как он выживет среди жестокостей будущего.

Наконец Юджин отпустил мальчика. Тот стоял перед отцом. Он был очень бледен, но не напуган. Тумаки причиняли боль, но это не настоящий страх.

— Да ты слабак, парень, — сказал Юджин, толкая своей огромной лапой мальчика в живот. — Слабак, заморыш. Будь я фермер, а ты — кабанчик, знаешь, что бы я сделал?

Он снова взял ребенка за волосы, а другую руку засунул ему между ног.

— Знаешь, что я бы сделал, парень?

— Нет, папа. Что бы ты сделал?

Шершавая рука скользнула по телу Аарона, и Юджин издал хлюпающий звук.

— Ну, я зарезал бы тебя да скормил свиному приплоду. Свиньи любят мясо таких задохликов. Тебе бы это понравилось?

— Нет, папа.

— Тебе бы это не понравилось?

— Нет, спасибо, папа.

Лицо Юджина застыло.

— Хотелось бы мне посмотреть на это, Аарон. Что бы ты сделал, если бы я распотрошил тебя да поглядел, что там внутри.

Что-то изменилось в играх отца. Что-то, чего Аарон не мог понять: новая угроза, новая близость. Мальчик чувствовал неловкость, но понимал, что боится не он, а отец. Страх был дан Юджину по праву рождения, как Аарону — право наблюдать, ждать и страдать, пока не придет его время. Сын знал (не понимая, как и откуда), что станет орудием возмездия для своего отца Или чем-то большим, нежели просто орудием.