Светлый фон

И как только эта мысль о родной земле опалила сердце человека, так сразу же «всё стало вокруг голубым и зелёным». И душу распирало чувство гордости, чувство родства и причастности к этому роскошному размаху каменной гряды, могучими волнами уходящей за горизонт; к этим дорогам, убегающим в заречье, к этим бойким ручьям и зеркальным озёрам, из которых когда-то кормились-поились далёкие предки… Кто мы без родины? Что мы? Мы будем голы и сиры, мы станем никто и ничто, если обрубим животворные корни великорусского древа, корни своей памяти, глубоко уходящие в напластование нашей истории, полной крови и слёз, перемешанных с самородным золотом наших великих побед, наших песен, сказок и преданий.

3

Литагину повезло: повстречал седобородых старообрядцев, которые поведали ему необыкновенное сказание о Златоустке. Была такая девочка, была красавица, звали Златоусткой потому, что родилась на глухой заимке, находящейся в районе Золотого Устья. Только там же произрастал когда-то цветок неземной красоты – цветок златоуста, так его называли старики. Цветок похож был на золотые уста, словно бы что-то шепчущие под ласковыми летними ветерками.

В юности Златоустка похожа была на цветок – в глазах дрожали сизые росинки, губы раскрывались лепестками. В юности она мечтала о заморском принце, ни на кого не обращала внимания, хотя к ней горохом, бывало, подсыпались парни из окрестных сёл и деревень. Многие хотели женихаться. Но ей запомнился один Иван-царевич или просто Иван Простован. Парень был в неё шибко влюблён, даже стихи писал на бересте и в Стольный Град мотался на ковре-самолёте, чтобы там пропечатали. Он хотел прославиться и тем самым добиться руки и сердца милой царевны Златоустки, так он её называл. Упрямый был тот парень. Обещал её озолотить и однажды принес к её ногам большой самородок. А Златоустка – ноль внимания и фунт презрения; брезгливо сморщилась, точно перед ней оказалась какая-то мерзкая жаба. Не надо, говорит, мне этого добра, не люблю я тебя, Ваня, вот и весь мой сказ. И ушёл бедняга, не солоно хлебавши.

И тут Воррагам объявился на пути Златоустки – ворон-человек. Он золотой цветок сорвал шутя, насильственно. Какое-то время Воррагам держал её в тайге, в каменном гнезде – пещера была на вершине горы, над рекой. Златоустка смотрела на воду, прыгнуть хотела в пучину, да не могла – цепь не пускала; этот варнак на цепи держал её, чтобы чего не случилось. Долгое время Златоустка не понимала, как Воррагам добирается да такой заоблачной вершины? Тут надо быть скалолазом, надо иметь снаряжение, а Воррагам всегда перед ней появлялся в каком-то панбархатном белоснежном фраке, на голове цилиндр как белое ведро. В правой руке пропеллером вращалась белая тросточка, а левая рука была трёхпалая, похожая на лапу ворона. Появлялся он, когда над горной кручей в голубоватой сутеми загоралась первая звездушечка. Воррагам снимал с невольницы замки и цепи, тешился напропалую, потом храпел на перьях огромного гнезда. И однажды, когда он крепко заснул, Златоустка умудрилась убежать. Долго плутала по тайге, но, в конце концов, сумела выйти на заимку. Мать с отцом обрадовались – доченька жива. Да только радости хватило ненадолго. Прилетел Воррагам, в лапах горячие угли принёс, поджёг заимку и улетел, прихватив Златоустку.