После окончания рассказа, старики собрались уходить, а приезжий человек, взволнованный рассказом, пытался ещё кое-что разузнать. Приезжий этот заерзал на деревянной лавке под берёзой и носом так повёл, будто к чему-то принюхиваясь.

– А где найти царевну Златоустку? Не подскажите?

Старик Белотур, наиболее разговорчивый, поцарапал в затылке.

– Спросил бы что полегче, мил человек. А зачем она тебе, коль не секрет?

– Фольклор собираю, – ответил приезжий. – Сказки, легенды и прочее…

Староверы понимающе покачали серебряными головами.

– Хорошее дельце, – опять заговорил словоохотливый Белотур. – А насчёт Златоустки никто тебе, наверно, не ответит. Воронёнка, Вордалеба тут видел кое-кто. Прилетал, говорят, на луга, на поляны – ягод поклевать, грибов пособирать или рыбы из реки подёргать при помощи длинного клюва. Наполовину чёрненький, наполовину беленький парнишка. И душа у него раздвоилась между Светом и Тьмой, между Богом и Дьяволом. А насчёт Златоустки, тут мы, паря, тебе не помощники. Кто ж её знает, где она теперь? Да и жива ли.

Фольклорист удивился.

– А почему не жива?

– Пожаров много было, мил человек. Тайга пластала, не дай Бог! – Старообрядец крякнул и перекрестился двумя перстами. – У меня вот, к примеру, свояк сгорел позапрошлым летом в своей избушке. Огонь был за рекою – далеко. Бояться вроде нечего. Ну, свояк прилёг да и заснул. Вечным сном. Утром одни головёшки нашли на берегу. Видно, ветер ночью всполошился, вот огонь-то через реку и перекинулся. А насчёт Златоустки, это, паря, не к нам.

Приезжий человек по сторонам понуро посмотрел.

– А у кого тут ещё можно спросить?

Глуховатый Белотур повернул к нему ухо, изнутри поросшее курчавым волосом. Заметив это, старик Авдон вступил в неторопливую беседу.

– А у кого теперь спросишь? Вся старина, почитай, перемёрла, а молодёжь разъехалась.

– А родители Златоустки? Где они теперь?

Старик Авдон вздохнул и почесал под мышкой, где виднелась мокрая от пота ластовица – красная матерчатая вставка на серой хлопчатобумажной рубахе.

– Родители? А где? Мамка от сердца померла, не перенесла позора, а тятенька, тот маленько дольше протянул. Здоровый мужичина был, богатырь, можно сказать. На медведя с голыми руками хаживал. Но после того, как доченька пропала – как свечка на огне день за днём стал подтаивать.

Все трое помолчали. Повздыхали. Неугомонный шмель буравил воздух под высокой простоволосой берёзой, покрытой чёрными пятнами – древнее дерево было, уже поизносило своё белое платье.

Приезжий фольклорист отмахнулся от шмеля, закружившего над головой, хотел закурить, но спохватился вовремя: старообрядцы будут недовольны.