– Я на работе не пью.

Тася растерянно похлопала ресницами.

– А вы на работе ейчас? Литагин спохватился.

– Я мысленно всегда в полях. За сохой, за плугом.

Они засмеялись. Хорошо им было вот так сидеть, смотреть друг на друга и мило беседовать о всяких пустяках – под стук колёс и под мелькание вечерних огоньков среди полей.

– Вам жарко? – заметила Тася.

– Да так, слегка. От чая.

– Ну, так снимите пиджак.

И он уже собрался снять, но ощутил за пазухой секретные бумаги, такие ценные, какие попадают в руки, может быть, однажды в триста лет. И тут же ему стало ещё жарче – от волнения. Он моментально взопрел и, опуская глаза, отодвинул стакан.

Тася была изумлена; так сильно изменилось его лицо.

– Что с вами? Что случилось?

– Да это, видно, я чего-то съел. Извините.

Дверь за ним закрылась. Проводница несколько секунд сидела с открытым ртом. «Странный какой-то», – удивилась она; молодые пассажиры к ней обычно сами прилипали с тонкими и толстыми намёками на любовь, а этот – встал и убежал.

Отделавшись от проводницы, Литагин, уходя в своё купе, подумал: «А проводница ли она? Это ещё вопрос! А я? Вот хахаль!» Он забрался на верхнюю полку, достал из-за пазухи секретные списки и начал рассматривать, подсвечивая зажигалкой. Списки эти были уникальны тем, что имели расшифровку. Рядом с безобразной какой-нибудь рожей свинопотама была приклеена фотография – вполне нормальное лицо, под которым написано: «Лорд Свинопотамов», или что-то наподобие того.

Довольный, счастливый, можно сказать, лейтенант Литагин аккуратно спрятал списки – поближе к сердцу. Отвернулся к стенке, потянулся, блаженно похрустывая суставами. Работа в издательском доме выматывала, если учесть ещё одну работу – на благо Отечества, поэтому Литагин решил пока не думать ни о чём; отоспаться надо, пока есть возможность.

2

Многозвёздное небо кружилось над поездом, рассыпая мириады огней по горам и долинам. На какое-то время луна показалась – ярким зайцем запрыгала с вершины на вершину. Потом острозубые скалы, похожие на волчьи клыки, поймали этого жирного «зайца». И вдруг одна скала зашевелилась и заговорила грозным голосом господина Бесцели: «Где рукопись? Рукопись! И чтобы с неё, как с ободранного зайца, капала свежая кровушка! Вот какая рукопись нужна! Смотри!» И генеральный директор показал непомерно огромного зайца – крупнее сохатого. Ободранная туша была завернута в белоснежную рукопись, похожую на простыню, которая медленно пропитывалась огненной кровью. От этого кошмара Литагин чуть с верхней полки не навернулся. Проснувшись, он первым делом ощупал списки за пазухой: на месте. Удовлетворённо вздохнув, он долго, бездумно пялился в окно, где над сопками, над вершинами далёкой тайги заря кровенилась в тумане, будто в заячьем пуху. Грохочущий поезд, надсадно пыхтя, стал крутиться в горах. Иногда, будто огромная пуля, поезд летел в чёрном и гулком стволе тоннеля; дорога простреливала Уральский хребет.