– Согласен, да. Но почему же тогда у славян Волга называлась – Ра? Надеюсь, не будете спорить? – Пожилой попутчик оживился. – А если мы дальше по этому пути продвинемся? Что значит – Урал? Молчите? А я скажу! Урал это значит: У РА – то есть, горы, находящиеся у солнца.

– Я бы вам охотно возразил, но, боюсь мы станцию проедем. Попутчики вышли, негромко продолжая спорить. И Ермакею даже стало жалко, что они так скоро покинули купе: интересно было слушать. Но сожалел он недолго – усталость опять придавила к жёсткой казённой подушке; за последние полгода измутырканый делами издательского дома, задёрганный заботами государственного значения, лейтенант Литагин снова глубоко заснул, замком сжимая руки на груди – оберегал секретные бумаги.

3

Уже ободняло, когда он глаза продрал. Тепловоз, неутомимый трудяга, к этому часу почти что вырвался из каменных объятий Урала – горы одна за другой откатились от железной дороги. За окнами заголубела долина, словно огромная чаша, до краёв налитая молоком туманов. Замелькали пригородные дачи. Забор потянулся вдоль железной дороги. А на заборе – куда ни посмотри – забористая брань всевозможных цветов, различных глаголов, междометий, наречий…

И тут за столиком внизу опять заговорили попутчики – уже другие люди.

– Грамотеи! – возмутился какой-то старик. – Что вытворяют! И никакой управы нет на них…

– А какая управа, если даже в книжках пишут, как на заборах?

– Ох, сынок, не говори. – Старик вздохнул. – Я на днях зашёл в книжную лавку, смотрю, дымится книга и начинает гореть… Я побежал к продавщицам, так, мол, и так, вызывайте пожарных! Так они меня на смех подняли. Это книжки у них там горят от стыда, и пожарные тут не помогут. Книжки-то горят не так, не тем огнём. Магазин не загорится. А вот душа и сердце – эти могут. Запросто. – Старик внизу покашлял дребезжащим горлом. – А ты, сынок, не слышал про Златоуста?

– Ну, как не слышал? Слышал. Там люди мрут, как мухи.

– Нет, сынок, ты говоришь про город Златоуст, а я говорю про писателя. Не слышал? А этот, Король Мистимир? Не знаком?

– Читал кое-что.

– Так вот он когда-то был Златоустом, а нынче. Кха-кха. Все прилавки завалили королевской дребеденью. Ох, ну да ладно, выйду, подышу.

Дверь на колёсиках завизжала и сердитый голос старика пропал за дверью; там он тоже продолжал что-то ворчать.

«Странно! – Литагин зевнул. – Голос какой-то знакомый». На минуту-другую вынырнув из дремоты, Ермакей опять забылся под стукоток колёс, будто под размеренный перестук дождя. А когда он выспался – небо за окнами поезда совсем посветлело. Снова открылась великая русская даль – деревеньки, сёла, сенокосные луга, поля и пашни. И снова душа лейтенанта полнилась грустью и горечью по поводу новой Отчизны, ограбленной среди бела дня современными ловкачами, проходимцами и прощелыгами. «Ну, почему, почему, – недоумевал Ермакей, – почему и за что эти черти так на нас ополчились? Почему и за что же они так невзлюбили всё русское – простое будто бы, но очень самобытное? Кому и почему всё это не по носу?»