Зелёный змий опять перед ним появлялся.

– Верной дорогой идёте, товарищ! – похваливал он. – Эдгар По нашёл когда-то рукопись в бутылке, так, может быть, и ты чего-нибудь найдешь!

– А как же? Всенепременно! – уверяла кокотка, обожавшая этого змия. – Хорошо, что ты, зелёненький, пришёл. Он хоть маленько развеется. Нельзя же всё время за писательским столом горбатиться.

– Нельзя, нельзя горбатиться, иначе Пегас в один прекрасный день в верблюда превратится! – подхватывал старый приятель. – Надо расслабиться. Надо сделать опрокидонт. Смотрите-ка, милостивейший Король, что я принёс. Фронтиньяк. Французское мускатное. То, что вы любите. Надо прикоснуться к истине в вине. А где истина, там и счастье.

– Счастье – это когда тебя понимают, – пробормотал Король и неожиданно спросил: – А вы знаете, как эта фраза полностью звучала в устах Конфуция? Так я вам скажу: «Счастье – это когда тебя понимают, большое счастье – это когда тебя любят, настоящее счастье – это когда любишь ты». – Он глубоко вздохнул и посмотрел на свою подругу, которая опять подливала ему. – Ну, что, кокотка? Пора домой?

– Как скажешь, мой повелитель.

Мрачный и пристальный взгляд его сделался жутковато-испепеляющим.

– А по-моему твой повелитель – Бесцеля.

Кокотка вздрогнула – тени от наклеенных длинных ресниц, как бабочки, вспорхнули с побледневшего лица.

– Ну, что за глупости? Король! Вы перепили, Ваше величество.

– Перепил? Или перепел? Как будет правильно? А, кокотка? Не знаешь? Так я тебе скажу… – И снова он смотрел на неё глазами разъярённого тигра. – Кокотка, я тебя вижу насквозь.

Делая обиженную мину, Лузиана скривила розу напомаженного рта.

– Вашему величеству пора домой. Покуда вы ещё не вдрабадан. Как в прошлый раз.

– Ты будешь мне указывать? – Король повелительно щёлкнул пальцами в воздухе. – Гарсон! Тащи сюда коня! Коня и яка!

Зеленозмийцев, потирая лапки, хохотнул:

– Конь залез на яка – родилась коньяка.

3

Пиршества эти, кутежи-вояжи заканчивались, как правило, разбитой, больной головой и полуразрушенным сердцем, которое колотилось молотом, рёбра выколачивало. Король возвращался домой – как захудалый выжатый лимон; и душа его и тело, и кредитные карточки – всё было выжато. Лихой гуляка, способный за вечер просадить сто тысяч долларов, Король становился прижимистым – требовал от старого слуги отчёта за каждую копейку, потраченную за время своего отсутствия. Помятый, небритый, и душою и телом подавленный Мистимир, как всегда после запоя, долго и хмуро молчал. За несколько своих разгульных дней постарев будто на несколько лет, он выглядел несчастным, разрушенным до основания. Валяясь на перине в спальне, ахал, охал, жалуясь на боли в сердце, в голове.