Старый слуга покорно хлопотал вокруг да около, отпаивал классическим рассолом вперемежку с целебными травками. Но самое главное средство – это был древний какой-то цапцапарель.
– Ну, разве так можно? – ворчал старик. – Она тебя угробит, лахудра эта. Неужели не понимаешь?
– Перестань, – осипшим голосом просил хозяин. – Она меня любит.
– О, да! – печально соглашался Чернолик. – Её любовь широкая как море, да только вот что интересно: приливы её большой любви почему-то всегда совпадают с приливами твоего большого гонорара. Не заметил? Она же тебя обкрадывает, как эта… Как жена Цицерона обкрадывала – самым бессовестным образом.
– Вот видишь. Цицерон терпел и нам велел.
– То есть, как это – терпел? Он развёлся.
– А я не женился ещё.
– И не вздумай. Она же…
– Ну, хватит! – Страдалец морщился. – Ты же видел, сколько мы с ней напахали перед поездкой?
– Вы порхали. Аж до потолка. – Абра-Кадабрыч неодобрительно смотрел на рабочий стол. – Ум заходит за маразм от этой графомании.
– Старик! – Мистимир утомлённо закрывал глаза. – Ты отстал от жизни. Ни черта не понимаешь.
– А ты впереди паровоза бежишь. И он тебя скоро догонит, раздавит.
– Гляди, не накаркай.
– Я не Воррагам, чтоб каркать.
Страдалец приподнялся на кровати. Насторожённо посмотрел куда-то в угол.
– Воррагам? Он прилетал?
– А как же! – Старик пальцем потыкал в сторону камина. – Всю трубу опять разворотил. Не может в дверь войти по-человечески. Всё время через трубу. Грозил, орал во всё воронье горло.
Покряхтывая, Мистимир поднялся.
– Где твой цапцапарель? А лучше бы рассолу. Давай ещё немного, да начнём работать. Я обещал, значит, сделаю. Точность – вежливость королей.