– Чо болтает – сам не знает, – говорили дети подземелья, глядя в спину товарища. – Хороший мужик, только чокнутый.

День был прохладный, ветряный, когда он разгружал вагоны в тупике. Вкалывал, потея, отдыхал, садясь на прохладную рельсу. В тупике росла полынь, испачканная мазутом. Стебли полыни были унизаны росинками лилово-дегтярного цвета. Рыжий битый камень влажновато поблескивал вдоль железнодорожного полотна. Крупа какая-то рассыпана. Воробьи слетелись на дармовщинку, верещали, толкали друг дружку, топорщили крылья и дрались – только пух летел. Взъерошенные, в пыли и в мазуте изгвазданные воробьи – пока молчали – издалека похожи были на соловьёв, и потому Кузнецарь смотрел на них с грустью и жалостью. Ему казалось, у воробьёв такая же судьбина, как у него: были соловьями-златоустами, а превратились, чёрт знает в кого.

Управившись с одним вагоном, грузчик собрался приступить к другому и вдруг увидел перед собой какого-то сытого хмыря. Физиономия эта показалась знакомой, только плохо было видно: перед глазами грузчика плавали красные круги.

– Здорово! – Хмырь самодовольно улыбался. – Не узнаёшь? – Он глазами показал куда-то за вагоны. – Пошли, в машине потолкуем.

– А в чём дело? Говори.

– Пошли. Ты что? Боишься?

Катая желваки по скулам, грузчик поднял железный рыжеватый прут, оказавшийся под ногами. Легко согнул в дугу – ржавчина посыпалась на сгибах.

– Держи на память. Разогнешь, поговорим. Хмырь ничуть не удивился.

– Ты же потомственный кузнец, так чего же не гнуть?

Горнила Зазвонович насторожился; его родословную знали не многие. Он прищурился, разглядывая сытого хмыря, у которого будто бы имелось два лица. Одна половинка от папы, вторая от мамы. Это был давний знакомый Яшка Обсахарела, чуть ли не в детском саду получивший прозвище Двуликий Янус.

– Яшка? Век не узнал бы! Вот забурел, так забурел! – Горнила Зазвонович сплюнул под ноги. – Сала теперь на тебе, как на хорошем борове.

Толстокожий боров не обиделся, но всё-таки предупредил полушутя:

– Полегче на поворотах. Мы таперича не то, что давеча.

– Да мне плевать! – Горнила Зазвонович посмотрел на согнутую железяку, напоминавшую лом.

– Ломовую психологию надо бросать, – поучительно заметил Обсахарела. – Ты по старинке думаешь, будто против лома нет приема. Есть.

– Конечно. Сегодня на каждом углу прочитаешь: «Приём цветного лома». Так что против лома – есть приёма.

– Хохмишь? Хотя, я думаю, тебе сейчас не весело. Ты же сюда пришёл не развлекаться.

Потная физиономия грузчика сделалась жесткой.

– Мне работать надо. Чо ты припёрся? Обсахарела поиграл ключами от машины.