– Какие-то люди, – взволнованно сказал он. – Бегают, машут руками.

– И всё? – недоверчиво спросил Бранческо. – А как насчёт поезда?

Старший помощник в недоумении уставился на него.

– Вы о чём, капитан? Теккинора усмехнулся.

– Я пошутил. Давай сюда…

Когда он снова посмотрел в бинокль – никакого железнодорожного состава не было на берегу, над которым стекловидно подрагивал разогретый полуденный воздух. «Мираж? – опуская бинокль, задумался капитан. – Или что это было?.. И что мне делать с этими людьми, которые там бегают, зовут на помощь? Это, конечно, дело не моё, но всё-таки…»

Огромный пассажирский лайнер, доверенный Бранческо Теккинора, «стоял на линии», как тут принято говорить, – совершал постоянные и длительные рейсы по заранее объявленному расписанию. Перед этим суперсовременным лайнером снимали шляпу всякие мелкие трампы, так называемые «бродяги», которые были на побегушках между разными портами, и расписание этих «бродяг» всегда зависело от наличия партии груза.

Испытывая странное волнение, Теккинора снова отдал бинокль старшему помощнику, словно бы не доверяя сам себе.

– Ну и что они там? Бегают? Или тоже исчезли?

– Куда они исчезнут? Бегают по острову, руками машут.

А остров на карте помечен как необитаемый. Откуда они там?

– Ну и что будем делать, Вестимо?

– Вы капитан, вам решать.

И снова странное какое-то волнение охватило душу капитана. И волнение это перерастало в слепое раздражение. Бранческо посмотрел на пальцы помощника – нежные пальцы девуши-скрипачки – и раздражённо подумал, что Вестимо никогда в своей жизни не сможет принять ни одного серьёзного решения; он будет всё время в сторонке стоять и на скрипке играть – с такими изнеженными пальцами.

– Если взять во внимание судовую инструкцию, – пробормотал капитан, – мы не должны от курса отклоняться. Но есть ещё и кодекс морской чести, есть ещё и совесть, чёрт возьми!.. Правильно я рассуждаю, Вестимо?

– Логично, – согласился старший помощник, украдкой присматриваясь к капитану, глаза которого блестели после принятия очередного стаканчика.

Ещё немного посомневавшись, Бранческо приказал застопорить машины, хотя он делал это – как утверждал позднее – помимо доброй воли. Мощные дизели, неожиданно сбитые с полного хода, недовольно заурчали в утробе лайнера, как разгорячённые зверюги в норах. Крики чаек сделались слышны. Вода, охлаждающая моторы, звонкими свёрлами засверлилась в бортовых отверстиях, выбегая наружу.

С верхней палубы поднялся вертолёт, сверкая стеклянным колпаком, похожим на голову стрекозы. С легким наклоном – по кривой дуге – вертолёт умчался в сторону острова, там покружил, роняя крестообразные тени на воду, на землю; потрещал в тишине раскалённого полдня и возвратился, не отыскав ни малейшей возможности где-нибудь приземлиться – кругом были обрывы, скалы, россыпи гранитных останцев.