— И что дальше? Куда бы ты пошел?

— Я… Я… — Ларт замялся и подавился воздухом. Он застыл на месте, не замечая, что кончик меча упирается ему в спину. Во всем его облике ощущалось предельное напряжение, борьба с собой. Какая-то часть все еще не смирилась с утратой и власти, и подданных. Она, именно она, отравляла его, разлагаясь гниющей плотью в необработанной ране.

— Мне ведь некуда идти… Больше совсем некуда, — наконец признал Ларт, низко-низко опуская голову. Рехи только криво ухмыльнулся, не испытывая никакой радости. Он слишком хорошо понимал опального короля, слишком отчетливо помнил, как рушатся миры. Не этот, большой и неведомый, который еще материком называли или как-то так. А другие, настоящие миры их маленьких жизней.

И они, двое против пустоши, оставались последним выжившими из своих миров, а за ними по пятам шла прожорливая смерть. Рехи вспомнил, что все места, куда он попадал волей рока, настигала погибель. Ларта же, очевидно, преследовал недобрый жребий попадать в плен. И постепенно опальный король в полной мере понимал, что он вновь связан и подчинен чужой воле. С каждым шагом все больше и больше…

— За что мне это, — только стенал он временами. Но вскоре пустыню сковывала тишь.

Песок взрыхлялся подошвами разодранных сапог, натирал между пальцев ног, набивался в штаны и под туники, скрипел на зубах — все вновь вернулось в привычное русло. Больше не существовало пещеры с глубоким колодцем, больше никто не заставлял омываться после битв и не кусал за шею.

Рехи в какой-то мере ощущал себя в своей коже, а вот Ларт изменялся, переставая походить на самого себя. Свалявшиеся волосы обвисли замызганной паклей, бледная кожа обветрилась, кое-где на месте ожогов взбухли язвы, одежда изодралась в клочья. От его связанных запястий исходил неприятный запах гноя, с них сочилась буроватая жидкость пополам с кровью. Рехи со смутным сожалением понимал, что это совершил именно он. Он связал его. Он причинял новые страдания Ларту, когда кусал пленника за шею раз в три смены красных сумерек, всегда в одно и то же место. Кажется, вскоре оно потеряло всякую чувствительность, превратившись в незаживающий синяк. А ведь полукровки исцелялись быстрее людей и эльфов.

Вскоре Ларт начал терять темп, особенно, когда в округе перестали попадаться даже мелкие ящерицы. Да и сам воздух вновь сильно отдавал запахом серы, но приглушенным, далеким.

— Мы не туда зашли. Не туда! — причитал временами опальный король. Заунывный голос сливался с ветром и гулом отдаленным обвалов.

— Так веди туда! Ты сказал, что доведешь до гор! — протестовал Рехи, но губы шевелились неохотно, вместо слов получался неразборчивый рык. С момента побега пленника, он еще ни разу не смыкал глаз и постепенно терял всякое различие между видениями и реальностью.