========== Часть V. Выбор. Голод незнания ==========

Верховный жрец Саат ел людей. И не просто ел — он поглощал их мозги. В головах у доверчивых глупцов оставались только черные линии. Поэтому толпы безумствовали от обожания, поэтому стражники не требовали лишних приказов. Он стал их коллективным разумом, как король насекомых.

Рехи осмыслял это долгими часами в одиночестве заточения. После случившегося он не спал двое суток, тупо сидел на каменном алтаре в тронном зале, раскачиваясь из стороны в сторону. Увиденное не желало укладываться в голове. Хотя у Ларта он сам не без охоты участвовал в пиршествах людоедов, но здесь… Здесь все пропитала слишком забористая ложь, в которую, похоже, верил правитель этого безумия.

«Ему нужны не просто люди, не просто мертвяки. Трупов на пустошах достаточно — ешь, сколько влезет. Нет, сначала ему надо выпить мозг, заменить его черными линиями, потом «замариновать» на стене или в подвале. И только после этого пожрать. Гурман, к ящерам трехногим», — думал Рехи. Как ни странно, мысли выскакивали отчетливыми щелчками вместе с пробегавшими волнами дрожи.

Он не считал себя трусом или храбрецом, но признавал, что никогда в жизни не испытывал подобного ужаса. Стоило ему прикрыть глаза, являлся образ монстра с шевелящимися щупальцами и ртами-жабрами по бокам. К горлу подкатывала тошнота.

Саат бродил где-то рядом с тронным залом, чистенький и красивый, но Рехи уже видел его истинный образ. Запах тлена и ядовитого разложения пропитал каждый угол замка, от него свербело в носу и царапало в горле.

Но хуже всего прибивало к земле бессилие и понимание чудовищного самообмана. Глупец! Глупец, который польстился на славу. Рехи казалось, что он бежал по ровному утоптанному песку, наслаждаясь быстрым движением. Но кто-то подло закопал на тропе острый камень, ранящий ступню. Доверчивый бегун споткнулся и с криками полетел под откос, в пропасть. Так он себя чувствовал — бесконечно падал, не замечая дна.

Внизу постоянно пели жрецы, их одинаковые голоса пожирали тишину, как их властитель трупы — с дробным хрустом, стройно, но без рвенья. И в этих молитвах не находилось жизни, не теплилось искры души в обращениях нарисованным на стенах семарглам. Сожженные крылья позабыли далекий полет. И если в ком-то бился огонь свободной воли, то лишь до страшного обряда поедания.

— Пойдемте, Страж, — кивал Рехи Вкитор, провожая «символ культа» на очередную бессмысленную церемонию. Он говорил по своему желанию, еще не воспроизводил насмешливый тон сына. Рехи принюхивался к кислому стариковскому поту, но не замечал в нем оттиска мертвечины. Отчего же? Старик наверняка таил секрет. Какой-то очень старый и омерзительный, раз породил однажды монстра.