— Эльф, берегись! — закричал Рехи, когда понял, что истлевшее тело Саата расцвело гигантским тухлым первоцветом черных линий. Они раскрылись, как растопыренная водоросль и жадно устремились к Сумеречному.
Пространство вокруг пронзили страшные голоса:
— Тебя-то мы и ждали! Мы ждали тебя! Страж Вселенной, Тринадцатый Проклятый! Ты наш истинный носитель! Ты истинный Разрушитель Вселенной!
Они отражались звуками ураганного ветра. Рехи сдувало с помоста, он уже не находил глазами Ларта. Ноги скользили на крови, запинались о разбросанные фрагменты тел. Чьи-то головы, руки, ноги и потроха. И их затягивали линии, они попадали в сердце хищного «цветка».
— Тьма… Тьма… — прохрипел Сумеречный, взмахивая мечом. Здесь-то и начиналась для него настоящая битва. Саат — лишь оболочка, давно истлевший мальчишка, возможно, при жизни и правда хороший. Вкитор понял ошибку слишком поздно. Он вернул не своего сына, лишь впустил в мир живых облик вечной смерти. И ныне эта темнота впивалась в Сумеречного. Она облепила его меч и жадно ударяла в доспех из драконьей шкуры. Он тонул в ней, вскрикивая и рыча. Диагональные удары сменялись серией сложных выпадов, названия которых Рехи даже не знал. Сумеречный фехтовал, как прошлые люди, умело, искусно. Но против всеобъемлющего мрака не помогала сталь.
Рехи уже не замечал мир живых, мир оболочек и металла. Все образы представали узором линий. И черных здесь оказывалось слишком много, даже после поражения Саата. Сумеречный Эльф взмахивал руками, рубил мечом то засечными, то прямыми ударами. Но тщетно — враг таился в его сердце. Линии вливались ему в грудь. И мучительные стоны Тринадцатого Проклятого превращались в рык нового чудовища. Неужели убивающий монстра обречен сам в него превратиться?
«Он же станет Разрушителем миров! Поэтому и не приходил, поэтому боялся помочь… Нет!» — охнул Рехи, и тут под пальцами затрепетала знакомая вибрация воздуха, смешанная с теплом. Сначала белые искры, потом горячие всполохи, жгущие ободранные в суматохе ладони.
Старые мозоли и шрамы лопнули, когда Рехи вновь отдавал часть души. Жертва белым линиям просила совсем немного и одновременно все неповторимостью нового чуда. Сумеречный спас, не предал, рискуя своим рассудком, но иногда даже Стражу Вселенной нужна помощь. Если уж Митрий не появлялся, если уж общий учитель бросил, приходилось поддерживать друг друга и всех, кто вступил на одной стороне в эту битву.
Белые линии вновь вырвались ярким снопом света и перебили жадные щупальца черных, впивающихся в призрачную грудную клетку Сумеречного. Он выгнулся от боли и тут же свободно выдохнул: