— Страж… Месть! Я помню этот голос! Это месть! Это все лиловый… это все Разрушитель Миров, — бредил Рехи, застыв напротив Лойэ. И оба окаменели. Соляные столбы на дне ушедшего моря, ошибки Вселенной, лишенные навек мира и спокойствия.

Где-то разливалась кровь ящера, Ларт успел, но все опоздали на долю секунды. Ее всегда недостаточно, чтобы предотвратить катастрофу. Лиловому жрецу тоже не хватило нескольких минут. Теперь-то Рехи понимал, когда и почему хочется разрушить целый мир.

Но рядом с ним еще стояла Лойэ, и он любил ее, по-прежнему, как раньше. А она — ненавидела. Жгучей застывшей смолой облеплял ее взгляд. Глаза обратились в единый красный камень, пересеченный багряными прожилками рвущихся наружу слез. Но плакать не получалось у обоих, как будто до сознания не долетала страшная весть погибели. Не так! Здесь все не так! Вдруг все перевернулось. А память застревала в тихом вечере, когда они вышли на улицу поселения. Прошло всего несколько минут? Или жизней?

Рехи вращался на месте, заламывая бесполезные руки, обожженные белыми линиями, которыми он притянул к себе Лойэ. Ноги же примерзли к праху земному и пеплу, устлавшему обломки Надежды.

— Рехи, Рехи, пойдем! Рехи, пойдем отсюда! — кричал ему в ухо Ларт, но Рехи слышал лишь плеск воды на глубине. Темный омут в пещере, которой больше не существовало, как не существовало и ничего. Рехи шатался на месте, не в силах пошевелиться и даже упасть. Вскоре его скрутило пополам и вырвало желчью на сведенные судорогой ступни. Ларт подхватывал под грудью, не давал упасть и вмерзнуть навечно в черную пыль. Лучше бы так, прямо в блевотине, прямо на этом месте истлеть, чтобы никогда не видеть Лойэ, не слышать ее криков, когда до нее дотронулась Санара.

— Лойэ, пойдем, пойдем! — уговаривала она, а Лойэ кричала, точно в нее вонзались иголки, точно сдирали кожу. С них обоих содрали навечно толстую шкуру животных пустыни. Натт сделал их сердца мягкими и трепетными, Натт научил их радоваться мелочам. Его маленьким достижениям, его первым шагам и нелепым падениям. Его звонкому смеху. И вот — он исчез. Он навечно ушел. Их первенец, их сын.

Пронзительный крик разрывал пустошь, поднимая вой ящеров за воротами. Лучше бы всех теперь перебили. Каждого обезглавили. Рехи ненавидел ящеров, наездников, полукровок. Но взгляд застывал на лице Ларта, которое загородило полмира. Вот же тоже — полукровка. Нет, нельзя ненавидеть так слепо, как Разрушитель Миров. Ненависти заслужил только он.

— Рехи, пойдем, ты ни в чем не виноват! — говорил он, и Рехи с размаху ударял его по скуле. Не верил.