— Виноват! — кричал он. Ларт ловил кулаки, выворачивал и держал перемерзшие дрожащие руки.

— Что это ты задумал? Ослепить себя хочешь, а? Кем будешь тогда, слепым мудрецом?

— Слепым глупцом! Который видел то, что не должен! Будь проклят Митрий! Это все из-за него! Это все месть Разрушителя!

Рехи взвился и выгнулся, как натянутый над пропастью мост, пожелавший заглянуть в бездну. А оттуда дохнула тлетворным потоком тьма. И вместо прозрения к новому знанию открылось вечное падение вне времени и на грани обратного бытия. Разбитого и расколотого, как треугольник перевернутый, как башня, растущая вниз. Все исковеркалось разом, все превратилось в песок и пыль под ногами идущего в никуда.

— Видеть его не хочу! Не смейте нести его в мою башню! — разбивал на еще более ничтожные осколки голос Лойэ, рвущийся сквозь тьму.

— Лойэ! Это все ящер! Ящер убил Натта, а не Рехи! — умолял Ларт. Вечно он покрывал, вечно он закрывал глаза на очевидную вину тех, в кого верил. И так однажды лишился власти. Вроде бы такой хитрый, а на деле — наивный дикарь. Верить даже в себя нельзя, особенно, если в груди бьется сердце предательской силы, напитанной веками боли и отвращения самого неведомого божества.

Больше солнце не вставало, больше планета не вращалась. Рехи знал обо всем этом теперь, знал множество новых слов и законов, залитых в него, как пыточной водой через воронку, вместе с воспоминаниями Разрушителя Миров. Страж Мира нового — новый Разрушитель, ведь он убил свою семью. Не силой, а бессилием. Опять. И снова. Как будто злой рок промедления вился черной птицей над запретной силой. Ворон глядел и кружился. Весь мир — отражение в глазу этого ворона. Весь мир — обиталище смерти. Сквозь тьму пролетали столетия, длился единый сон без просвета. Слишком много событий, слишком много откровений. Всего слишком.

— Натт…

Сухие губы не говорили имя, преступные губы убившего слабосилием. Рехи приоткрыл тяжелые веки. На этот раз забытье не длилось три дня, но он желал на той же шкуре. Теплилась слабая надежда, что все — кошмар, продолжение бреда о Падении. «Будь проклят Митрий за такие сны», — тихонько выругался Рехи, приподнимаясь на локтях. Все так же ныли руки и ноги, онемевшие и холодные. Как будто просто сон. Осколок дурного сна. Рехи почти обрадовался.

Но следы о мелких волдырей на белесых ладонях и пальцах вернули в ужас настоящего. Осознание придавило к земле, притачало иглой вдоль кожи, сцепив алой нитью из крови. Сын… Натт! Как же так? Рехи видел краем глаза разбросанные меховые мячи и фигурки из кости. Более искусные вырезал Ларт — придуманных зверей и даже человечков. Тех, кто попроще, делал сам Рехи, неуклюже, некрасиво с перекошенными рожицами. Но Натт их любил больше.