Лойэ утром выбросила все вещи сына, свернув в один мешок. Санара говорила, что так легче. Уж она-то знала, ведь потеряла всю семью. Рехи же тайно оставил вырезанного ящера и временами вертел в руках поделку, точно вновь и вновь напоминая себе о произошедшем. Хотел проникнуться и сильнее сокрушить себя.

— Готов. Готов говорить.

Башня без колокола светилась на фоне чернеющего небосвода не теплым родным домом, а обителью теней отнятого счастья. И обсыпавшиеся лица на фресках семарглов напоминали гримасы плакальщиков. Они вечно плакали за мир. За свой утраченный Бенаам и за другие миры. Но обида на Митрия за его очередное бездействие затмевала ростки понимания.

Возможно, Сумеречный и Митрий сражались у Цитадели в тот момент, возможно, их оплели капканы линий. Все возможно. Но Рехи уверился в том, что они просто не пришли, подвергнув его очередному бесцельному испытанию.

Ярче обычного разгорался день ото дня свет алых сумерек, обещая погрести Надежду под пеплом новых разломов. Пустошь горела. Возможно, им всем было суждено скоро отправиться вслед за Наттом. И уже даже не страшно. Значит, он ушел первым вестником. Значит, их мир не заслуживал спасения.

— Поговори с ней. Рехи, послушай меня внимательно, — серьезно и сухо начала Санара, встречая на первом ярусе башни. — Скажу страшную вещь, но это жизнь: дети у многих умирают в младенчестве. Многие теряют так же на пустошах… — Голос ее предательски дрогнул, она продолжала немного мягче. — Но если две любят друг друга, они остаются вместе, и у них появляются новые дети. И род их продолжается.

— Да, — бесцветно отвечал Рехи. Он не видел продолжения. От сухого древа не растут новые ветки.

— Прости, возможно, я сказала это слишком рано. Я все понимаю. — Санара потупилась. — Для эльфийских женщин все еще сложнее…

— Да, — повторял Рехи, не слыша Санару. Он знал, что Лойэ больше его не простит. Она никогда не прощала, слишком сильная для него, слишком упорная. Но он все же поднимался на второй ярус со слабой надеждой. Хорошо бы оказаться простым смертным, обнять Лойэ, утешить ее в глубоком горе. К тому же в ней, возможно, уже зрела новая жизнь, как она ему обещала вскоре после встречи. Но вряд ли. Рехи чувствовал, что все завершается и не находит верных ответов. Воля пустоши сильнее чудес.

Пустошь намертво вплавилась и в сердце Лойэ. Она сидела на втором ярусе башни, все так же поджав ноги под шкуру и уставившись в щель между ставнями. Забралась наверх, будто оттуда немного ближе до неба.

Рехи неуверенно встал, вокруг громоздились запасы вяленого мяса и сушеных грибов для походов и на случай неудачной охоты. Удушливый запах щекотал ноздри, в нем не различался привычный успокаивающий аромат Лойэ.