– А ты? Зачем вернулась?

– Из-за Ворона. Я обещала его вылечить.

– Кому? Захару?

– Себе.

Мы помолчали. Мне нравилось наблюдать за ее метаниями – вот она смахивает слезы, а вот – сжимает кулаки. Птичка в клетке, которая проглотила ключик. Вспорет ли она себе брюшко, чтобы выбраться? Или сгниет в тюрьме?

– Злишься на меня, да? – процедила Тора. – Что тебе нужно? Что?

– Ты его не любила.

Плохая, плохая птичка. Я повыдергиваю тебе перышки, чтобы ты успокоилась.

Лес помутнел, расплылся, покрылся болотной пленкой.

Внутри у меня все горело. Я бы не удивилась, если бы через поры засочилась кровь. Тора пятилась – я шла за ней.

– Ты его не любила.

– А что знаешь о любви ты? Ничего. Зато в ненависти ты – профи!

Тора отступала все быстрее – такая хрупкая и высохшая, как осенний гербарий. Я бы спрятала ее в учебник по первой помощи, который Захар вечно таскал с собой.

– Ты его не любила.

Я настигла Тору в два прыжка и повалила на землю. Она попыталась оттолкнуть меня, но я вцепилась в ее волосы. Десять лет без занятий с Лидой убили в ней бойца.

Тора не птица – лишь ее кожица. Тонкая-тонкая. Погладишь гвоздем – вспорешь брюшко. Ключик выпадет, но освобождать будет уже некого.

– Что ты творишь? – кричала Тора. – Зачем?

Она отплевывалась от земли и крови, а потом опять спрашивала.

Зачем, зачем, зачем?..

А я снова и снова тыкала ее лицом в грязь.