– Черт возьми, Вероника, я же сказал, что никуда не пойду.

– Нет, пойдешь, – сказала я. – Ты развернешься и пойдешь прямо к Теду.

– Не пойду.

– Да чтоб ты провалился! – я снова перешла на крик. – Ты сейчас же потащишь свою проклятую задницу к своему проклятому сыну или, клянусь богом, я спущусь и выцарапаю тебе глаза. Вот до чего ты довел нас, Роджер. У тебя нет выбора. И у меня тоже. Ты получил, что хотел. Тед пришел к тебе. Признай это. Ты выпил чашу крови. Признай свое желание и иди к нему. Ради всего святого, будь мужчиной!

Роджер оглянулся:

– Там темно. Кромешная тьма.

– Иди по прямой. Он ждет.

– Не могу поверить. Ты уверяла меня, что он… чудовище, а теперь хочешь, чтобы я просто пошел к нему?

– Не я привела его сюда, и не я сделала его таким, какой он есть.

– Всё? Так значит, это всё?

– Если ты не хочешь снять проклятие, то да, это всё.

Он начал что-то говорить. Но я не дала ему шанса продолжить. Я развернулась, зашла в дом и захлопнула за собой дверь. Затем закрыла все замки. Уверена, Роджер прекрасно слышал щелчки. Если бы он захотел вернуться, я не смогла бы его удержать: он бы с легкостью разбил окно и дотянулся до замков. Я боялась, что так он и поступит, и не знала, что я буду тогда делать. Наблюдая, как он стоит у подножия крыльца, наблюдая за мной, я поняла, что не могу исполнить задуманное до конца и уйти от двери, будто мне все равно, потому что тогда у него появится шанс. Я надеялась, что он, по меньшей мере, не сдвинется с места.

Он остался на месте. Долгое время смотрел на меня, а затем глубоко вздохнул, сказал что-то в надежде, что я смогу его услышать или прочитать по губам – я не смогла, – и направился к реке. Медленными и неуверенными шагами. Представь, что идешь по дому ночью, и тогда поймешь. Я все ждала, что следующий шаг окажется последним, что он развернется и побежит к дому что есть мочи. Он не развернулся. Он все больше замедлялся, но продолжал движение к Теду, задрожавшему от предвкушения. Чем дальше он уходил, тем труднее его было разглядеть. Свет от луны и воды, в сочетании с моим желанием не смотреть на Теда, делали силуэт Роджера все менее и менее отчетливым.

* * *

Как я могла его отпустить? Как я могла спокойно наблюдать за тем, как мой муж направлялся на верную смерть? Почему я не остановила его, не открыла дверь, не заставила его остановиться, вернуться в дом и не уверила, что мы сможем найти другой выход? Потому что это было его решением. Перед ним стоял выбор: освободить Теда или встретиться с ним лицом к лицу. Все, что я могла сделать, – заставить его выбрать. Мне хочется сказать, что, когда он уходил, по моим щекам текли слезы, и я, захлебываясь, тихо скулила, но на самом деле я с тревогой ждала, когда же все это закончится. Я была сыта по горло. Манией Роджера, преследованиями Теда, этим больным и печальным существованием, в которое превратилась моя жизнь. Покой. Я отчаянно нуждалась в покое. Я думала… Я молилась: «Пускай все закончится. Пускай его это удовлетворит». Если это был не тот конец, которого я желала, то пусть это будет хотя бы конец.