«Достаточно с меня. Пора убираться.
Он так и поступит. Но прежде…
Женя наклонился и осторожно, стараясь не задеть ближайшую сигнальную нить, подобрал сумку бабы Тани.
Паутина отделилась от неё легко, со звуком ветхих обоев, которые отдирают от стены. Запах пыли и водорослей стал крепче. Ощущая, как от напряжения пошла складками кожа на затылке, Женя запустил руку в сумку
(«
и практически сразу нащупал кошелёк бабы Тани. Как и сумка, он был большим и вдобавок сальным.
Женя прислушался. Не почудился ли ему звук в одной из комнат? Слева?
Отмерев, он вытащил кошелёк и повесил сумку на локоть, как некогда делала старуха. В кошельке он нашёл купюры, сложенные по порядку: сотенные, пятихатки и восемь тысячных. Его плата за месяц аренды и даже больше. Женя покосился на спеленатые тела, мысленно – и формально – извиняясь.
«Жалкий мародёр!», – казалось, говорила ближайшая к нему мумия. Её голос доносился из дыры пересохшего рта, затянутой паутиной. – «Так низко пасть! Обирать пожилого человека, женщину, пенсионерку, которая создала тебе сказочные условия! Это поколение воняет, смердит!»
– Иди на хер, – одними губами ответил Женя и отбросил сумку подальше.
Она шлёпнулась громко. Чересчур громко. Из раззявленного зева выкатился старушечий хлам: пудреница, заколки, расчёска.
После шлепка на миг повисла тишина. Воздух точно уплотнился. Звон в ушах, вот всё, что Женя в эту секунду слышал.
Затем в одной из комнат – да, той, что слева – грохотнуло. Сдвинулось. Воздух пришёл в движение. Так поезд, прибывающий на станцию метро, гонит перед собой по тоннелю воздушный поток.
Дверной проём, в котором соседи так и не успели установить коробку, плавно заполнялся тенью. Порог переступила – «Тыдыщ!» – лапа. Она была огромна.
Под стать владельцу.
Размером с комод, тот едва мог втиснуться в прихожую.
Когда он протиснулся достаточно – наполовину собственного тела – Женя убедился, что это не владелец, а владелица.
По спине паучихи ползали и копошились её бледные, полупрозрачные детёныши размером с виноградину.