Было уже поздно. Сарай стремительно наполнился дурными словами, клокотавшими в горле Дружище.

Игнат слышал их, чувствовал мощь, ломающую невидимые преграды в мозгах людей.

Закодированная информация, проникающая через уши, разрушала иммунную систему защиты сознания, перекодировала под себя, подчиняя и вытаскивая то, что было нужно личинке пришельца.

– Г…господи… – слабый мужской голос дрожал. – Да освятится имя твоё… Я не могу… Г…господи…

Ему вторили:

– Сопротивляйся, Олежа, ты умеешь… Я… Где… Надо…

Дурные слова ломали их волю.

– Ваня, Ваня, давай я выстрелю тебе в голову, Ваня.

– Девочка, хочешь мы возьмем тебя с собой в лагерь?

– Ваня, Ваня, Ваня. Милый мой Ваня.

Громыхнул выстрел и что-то тяжело упало на землю. Голос мужчины перешел на частое и беспрерывное бормотание:

– Ваняваняваняваняваня…

Но и он сорвался в тихие всхлипы, а потом и вовсе затих.

Игнат осторожно поднял голову и посмотрел на Дружище. Глаза метались под прикрытыми веками, а рот был открыт так сильно, что вздулись вены на шее. Пришелец ел.

Сзади у входа в сарай лежало два трупа. Кажется, тому, кто выстрелил себе в голову, повезло больше.

Издалека с улицы доносились крики:

– Олежа, пацан где? Поймали пацана?

Надо было торопиться.

Около минуты он возился с веревками, ломая ногти. Когда развязал последний узел, Дружище открыла глаза и посмотрела на Игната сытым взглядом.

– Он хочет еще пожрать. Пойдём?