Он выполз из теплицы с обратной стороны, осторожно огляделся. Поблизости никого не было. Около дома грохотали выстрелы. Автомобиль одиноко стоял перед крыльцом, покосившийся, с выбитыми задними стеклами. Подстреленный зверь.

Мама наверняка мертва. Игнат отогнал эту мысль, не хотел возвращаться к ней сейчас. Сосредоточился на сарае, в котором сидела Дружище. Пополз мимо упругих кочанов капусты, через утоптанную тропинку – за поленницей, где недавно укрылся с папой – поднялся и бросился наискосок к сараю.

Выстрелы не утихали. Что-то больно впилось в правую ногу под коленкой, и боль эта скакнула выше, расплескалась по всему телу и вырвалась криком из пересохшего рта. Игнат запнулся, упал.

– Я его вижу!

– Пацан здесь!

– Завалите папашу уже наконец, а мы возьмем пацана, не убежит!

С крыльца дома торопливо спускались двое в камуфляже и с оружием. Минута – и они будут рядом. Тогда всё, тогда конец.

Сам виноват, идиот.

Игнат поднялся и поскакал на одной ноге к сараю. Казалось, от каждого прыжка расплескивается внутри головы яркий коктейль из боли, отчаяния и страха.

(Быстрее!)

(Не догонят!)

(Только бы не…)

Толкнул плечом дверь, ввалился в прохладный полумрак. Дружище стояла на коленях в дальнем углу, крепко примотанная веревками к вертикальному столбу, с заклеенным ртом, тараща глаза.

Он слышал гулкий топот. Упал в прыжке, подполз. Дружище мычала, смотря ему за спину. А за спиной в сарай входили люди. Затараторил, едва сдерживаясь:

– Помоги. Пожалуйста. Пожалуйста, еще раз. Я всё сделаю, милая моя, добрая, любимая дружище. Всё сделаю, что скажешь! Развяжу сразу же! Освобожу! Отпущу!

– Ну-ка не двигаться, нахер!

– Руки покажи, пацан! Покажи руки!

Он не обернулся, конечно же, а рванулся вперед и грубо содрал скотч со рта Дружище. У неё тоже были окровавленные губы. Как хорошо, мило и радостно.

Игнат уткнулся лицом в землю, обхватив голову руками, крича от боли в ноге и в ухе.

– Что за… – заорали из-за спины. – Зараженный в активной фазе! Блядь! Бежим! Почему никто не…