Плавать Игнат не умел, но кое-как, колотя руками, выгреб на другую сторону, ухватился за покатый травяной склон, зацепился, подтянулся. Потоком его протащило ещё на несколько метров, а потом река отпустила – видимо, поняла, что эта жертва не для неё.

На берегу с той стороны стояла Дружище, а больше никого не было. За её спиной люди загружались в грузовики. Ещё бы, кто будет рисковать колонной ради какого-то пацана?

Игнат стащил рубашку через голову, бросил. Грудь ходила колесом, он никак не мог отдышаться.

– Удачи! – крикнула Дружище, приложив руки к губам, как рупор.

Помахала на прощанье, побежала к одному из грузовиков и вскоре исчезла в кузове. Колонна тронулась с места, взъерошив пыль на дороге.

Игнат проводил её взглядом, пока от колонны не остался едва заметный след на дороге, потом подхватил рюкзак и зашагал через безлюдный парк к виднеющемся над деревьями чёртовому колесу.

Здесь действительно воняло. Но Игнат твёрдо решил, что до конца этого долгого и трудного дня он обязательно должен найти поп-корн, кока-колу, сладкую вату и хот-дог. А ещё покататься на колесе. Как минимум посидеть в скрипучей кабинке и, закрыв глаза, вспомнить что-нибудь хорошее.

Например, каково это – жить не зараженным, с родителями, в мире, где парк аттракционов всё ещё работает.

Обжарка done

Обжарка done

Ручной кофемолкой дроблю зёрна, запах щекочет ноздри.

Скажи мне, скажи, что любишь эспрессо. Это избавит от лишних хлопот.

– А можно капучино?

Голос у Веры густой, тягучий, сексуальный. Она в моей футболке. Удивительно, как быстро некоторые девушки захватывают мужскую территорию. Ещё неделю назад мы не были знакомы, а сейчас – на диване раскиданы в беспорядке пилочка для ногтей, пудра, маникюрные ножницы, тушь, расческа, ещё одна расчёска, крем для лица, крем для рук и ещё что-то, много всего, в чём я совершенно не разбираюсь. Меня завоевали, признали собственностью. Футболку придётся выбросить, жаль.

Вдыхаю аромат кофе. Месяц назад эти зёрнышки ещё росли у подножия вулкана в провинции Юньнань. Теперь они с хрустом ломаются под моими неторопливыми нажимами. Рядом на разделочной доске лежит мясо на кости, «Ти-бон», кусок великолепной сочной говядины. Им я займусь позже.

– Молока нет. Хочешь нормальный кофе? Я умею.

В конце концов, Вера выпьет то, что я ей дам, оставив гущу, налипшую на стенки кружки. Это первый уровень, а после него я хочу сразу перейти ко второму.

Вера пожимает плечами. Ей всё равно.

Чаша с белым песком нагревается на медленном огне. Песок потрескивает от жара.

Пересыпаю молотый кофе в джезву и почти физически ощущаю, как крохотная кофейная пыль оседает на коже, взвивается в воздух, рассеивается по кухне. Говорят, в вагоне метро пятнадцать процентов вдыхаемого воздуха – это частицы мертвой кожи. У меня в доме вместо кожи кофе. И не пятнадцать процентов, а все восемьдесят. Хотя мёртвой кожи тоже хватает.