Иду к Вере неторопливо, расслабленно. Улыбаюсь самой искренней улыбкой, на которую способен. Умею очаровывать людей. Они мне доверяют. Очарование – полезный навык хищника.
Вера улыбается, ничего ещё не понимая. Чувствую вкус кофейной гущи на губах.
– В Италии пахнет оливками и томатами, – говорю. – Это надо запомнить перед смертью. Улавливаешь? Надо запомнить.
Целюсь лезвием в правый глаз. Не промахиваюсь.
Скандинавская обжарка
Скандинавская обжарка
Я родился в кофейной гуще, продираясь сквозь дрожжевой аромат. Чьи-то руки (наверное, мамины) вытащили, обтёрли, выковыряли из беззубого рта и ноздрей вязкую жидкость и заставили проораться так, чтобы весь мир узнал о рождении.
Прекрасно помню, как рыхлая кофейная жижа затягивалась воронкой в отверстие унитаза. Мама приговаривала: «Мальчик мой, мальчик, тебя ждёт великая судьба». Она назвала меня Джезвой, потому что всех мальчиков в нашем роду звали Джезвой – от рождества Христова и даже раньше. Это потом я стал уродливым, никчёмным «Максом».
Мама-женщина заставила меня съесть брикет застывшей гущи. Я плакал, потому что хотел молока, тепла и объятий. Я был глуп, три часа от роду, что я мог знать об этой жизни? Мусолил дёснами терпкий порошок, глотал, всхлипывал, мусолил ещё.
А мама-женщина приговаривала:
– За бабушку, за дедушку, за тварь божию, за каждого живого человека на свете и после света. Кушай, кушай, мой хороший. Нагадаем судьбу знатную, яркую, светлую…
В детском доме считали, что это мои фантазии. Не может ребёнок помнить своего рождения в таких подробностях. Никто меня ниоткуда не вытаскивал и кофе не кормил. Само собой, детдомовцы склонны преувеличивать и фантазировать. Сложно, знаете ли, свыкнуться с мыслью, что неизвестные родители алкоголики или наркоманы, выбросившие свёрток с новорождённым младенцем в мусорный бак на краю города. Один пацан – Коля – рассказывал, что у него папа миллионер, а мама живёт на Рублёвке. Насмотрелся, дурачок, сериалов. Я ему не верил, а он отвечал взаимностью.
Верила мне только Лиза. У неё был слишком богатая фантазия и её называли «шизичкой». Лиза считала, что всем нужно верить, потому что люди по природе своей не лгут. Она не умела учиться на ошибках, не замечала, когда её обманывали – этим многие пользовались. Учитель физкультуры несколько раз оставлял её на вечерние занятия, обещая показать какие-то фантастические вещи, вроде летающих единорогов и разговаривающих псов. После этих занятий Лиза возвращалась притихшая, а всем вокруг терпеливо объясняла, что действительно видела весёлого мопса, который что-то лепетал на французском.