Анафема! Долой их, и пусть мир станет чище, по понятиям Картеретов. В провинциальной Венеции (хотя миссис Картерет не считала ее таковой) ей было проще дать окружающим почувствовать свою значимость, чем в европейских столицах. Так, когда одна хорошо известная пара, имевшая неофициальные отношения, но получившая рекомендательное письмо к миссис Картерет, осведомилась, в какой день ей будет удобно их принять, она ответила: «Ни в какой».

Она могла дать по носу кому угодно (возможно, вам тоже досталось бы), кроме нескольких личностей, удовлетворявших ее строгим критериям того, что есть comme il faut[112], но даже эти немногие могли запросто впасть в немилость. Мне вспоминается такой случай. Одна знакомая, имевшая все основания наслаждаться обществом миссис Картерет, появилась за ужином в платье несколько decollete[113] (сейчас его бы таким не назвали), и миссис Картерет – суровая туча омрачила пересеченную местность ее лица – встала и попросила гостью накинуть шаль. Больше ее не принимали, как бы ей этого ни хотелось.

Приемы, приемы! Сама миссис Картерет вначале была последовательницей иудаизма, затем перешла в англиканство и наконец сделалась прихожанкой Римско-католической церкви. Столько конфессий приняли ее в свои ряды, и это ей весьма льстило. В ближайшем будущем больше никаких приемов не предвиделось, за исключением приема у Папы.

А тем временем она играла роль радушной хозяйки, принимавшей гостей, будучи на деле живым камнем преткновения.

«Procul. О procul este, profani»[114].

Непосвященных плебеев сюда не пускали – им не дано было достичь тех высот посвящения, каких достигла она.

Она поднималась на ноги – с заметным усилием, нисколько не напоминая Венеру, выходящую из пенных волн, – и говорила, опираясь на хрупкую руку мужа:

– Кофе мы пьем в гостиной.

Гостиная стоила того, чтобы на нее посмотреть, – это была самая красивая комната в доме и, по мнению многих, во всей Венеции. Она простиралась на всю ширину здания и выходила с одной стороны на длинный серповидный изгиб Фондамента-Нуове, со стройной кампанилой[115] церкви Сан-Франческо-делла-Винья посередине, а с другой – на Лагуна Морта, с печальным, но восхитительным кладбищем Сан-Микеле, и Мурано с Бурано где-то вдалеке.

– У вас стынет кофе, – говорила миссис Картерет гостям, прижимавшим носы к окнам.

При этих словах они поворачивались лицом к комнате, выкрашенной голубой краской неописуемого оттенка, одновременно темной и светлой, как переменчивая синева итальянских небес, идеально оттенявшей изысканные гобелены и китайские драпировки на стенах.