Светлый фон

«Принять». Это слово было одним из самых весомых в ее лексиконе. Оно подразумевало как моральное, так и общественное значение, хотя миссис Картерет делала послабление для некоторых знатных личностей, причем не только для особ королевской крови, но и для знаменитостей вроде д'Аннунцио[120]. «Он похож на паука», – как-то сказала она, вздрогнув всем телом, насколько это было возможно при ее внушительной комплекции, и задрала нос к потолку. Но тем не менее она его приняла.

Другим везло меньше. У нее был старый знакомый, имевший дом в Венеции, куда наезжал временами, и его общественное положение было безупречным как в Англии, так и в Венеции – строго говоря, в отношении родословной он стоял гораздо выше ее. Но у них случилась размолвка – не помню, в чем было дело, – из-за какого-то пустяка, и некоторое время они не общались. Когда же он решил пойти на примирение (надо заметить, он был не моложе ее), он написал ей, спросив разрешения нанести визит в определенный день. Она ответила, что, к ее величайшему сожалению, именно в этот день она «организует» детский праздник и у нее не найдется ни одного лишнего стула. Трудно было вообразить, чтобы она хотя бы разговаривала с ребенком, не говоря о том, чтобы развлекать детей.

Для сэра Рональда – который хорошо знал ее дом и то, что миссис Картерет никогда не стала бы устраивать детский праздник, поскольку не знала никаких детей, а даже если бы решилась на что-то подобное, в палаццо все равно нашлось бы не меньше сотни лишних стульев, – это было оскорблением. Но он не стал ей возражать, как не возражал почти никто, поскольку все ее боялись. Я могу вас обрадовать, сообщив, что впоследствии они помирились.

Мне также случилось, после нескольких лет счастливой дружбы с миссис Картерет, попасть к ней в немилость. Я сам был виноват и должен был это предвидеть. Ко мне в Венецию приехали погостить родители, и я подумал, что им надо увидеть одну из наименее известных, но наиболее прекрасных достопримечательностей города – палаццо Контарини-дальМоло.

Мне надо было предвидеть, что мои родители не представляют ни малейшего интереса для мистера и миссис Картерет – ни в общественном, ни в родословном, ни в светском отношении.

Миссис Картерет весьма любезно пригласила нас на обед и даже пожаловала вместе с мужем на обед к нам, в наш скромный палаццино. Родители гостили у меня три недели, и ближе к концу этого срока я подумал, что элементарная вежливость требует нанести мадам Картерет прощальный визит – не visite de digestion[121], а просто заглянуть к ней в знак благодарности за то, что она нас приняла.