Стоило ли этому радоваться, стоило ли гордиться? Он не знал, как не знал и того, поверил ли сержант его истории о крысах. Но на этот счет он был спокоен. Его домработница, обнаружившая садистские наклонности, отрезала крысиные хвосты и повесила их на проволоку, чтобы, как она сказала (и, возможно, была права), крысам не пришлось повторять дважды, и тем более восемь раз, что сюда им лучше не соваться. В случае чего она подтвердит его слова, как и мистер Стэнфорт, вахтер. Даже соседи Вивиана, страдавшие от крыс и тщетно пытавшиеся разузнать рецепт крысиной отравы, подтвердят его слова. Так что подозрения сержанта, если они у него и возникли, будет легко развеять.

Но окажутся ли крысы в человечьем обличье, взломщики, повадившиеся на их улицу, такими же понятливыми? Вивиан очень на это надеялся. Он ведь не мог повесить на проволоку их хвосты, потому что, насколько он знал, они бесхвосты. Но у них, как и у крыс, есть свой «телеграф», а мир слухами полнится.

Вивиан потер плечи и прочие части тела, все еще болевшие (он сомневался, что эта боль когда-либо пройдет) после визита к нему прежней шайки – сколько недель тому назад! Что ж, если один бандит получил по заслугам и отмучился раз и навсегда, тем лучше для него. Как и почему он связался с плохой компанией? Зачем он сказал им – и ввел в заблуждение, ведь его уже обчистили раньше, – что в доме Вивиана есть чем поживиться? Когда он заходил к нему в гости пропустить стаканчик, он, должно быть, приметил наметанным глазом какие-нибудь приятные безделушки. Теперь их больше нет, как нет и его наметанного глаза, навеки закрывшегося в мертвецкой.

В аптечке Вивиана, частично скрытая за рядами безобидных лекарств, стояла полупустая бутылочка цианида, которую сержант забыл конфисковать. Поддавшись внезапному побуждению, Вивиан спустился вниз. Гостиная была закрыта, но он нашел в подвале еще одну бутылку амонтильядо. Он отнес ее в ванную, держа в руке штопор, открыл дверь и окошко и включил воду. Затем дрожащей рукой вылил немного хереса в раковину и долил в бутылку цианида.

Кто это сделал? Кто это был? Какой-то другой Вивиан, которого он и сам не знал. Но, наклеив на бутылку хереса бумажку с надписью (на этот раз красными чернилами) «ПРОСЬБА НЕ ТРОГАТЬ» и осторожно вдохнув миндальный аромат, он испытал неизъяснимое, блаженное упоение.

Дом, милый дом[150]

Дом, милый дом[150]

Это действительно был его старый дом, он это понял, едва переступив порог, хотя и не помнил, кто ему открыл. Да и кто в те давние дни замечал, кто открывал ему дверь? Должно быть, кто-то из родительских слуг, то и дело менявшихся. К тому же он нечасто бывал у родителей, много путешествуя, но само ощущение, чувство дома, помимо узнавания внешних очертаний – передней, зала для гостей, – было абсолютно ясным, словно знакомый запах, только это был не запах, а сочетание мыслей, чувств, переживаний – дыхание прошлого, совершенно отчетливое, неотделимое от него, как и прежде.