Его голос дрожал. Сколько ему было лет, дяде Юстасу?

– Пожалуйста, сидите, – сказала леди Фезермор. – Я так надеюсь увидеть вас, когда… когда зажжется свет.

Двигаясь на ощупь, они с Хелен сделали еще пару шагов. Валентин нагнулся над следующей склоненной головой.

– Кто вы? Пожалуйста, простите, что спрашиваю, но здесь так темно, что я не вижу собственной руки, если держу ее перед лицом… моим или вашим, – добавил он, надеясь, что это сойдет за шутку.

– Я твоя тетя Агата.

Ему немало досаждало, что «они» узнавали его, а он их – нет. Но их голоса были другими: тетин, например, казался очень старым.

– Дорогая тетя Агата, я так рад вас видеть, то есть, был бы рад, если бы видел! – Шутка, и он сам понимал это, получилась плоской. – Но я хочу познакомить вас с моей близкой подругой, леди Фезермор, которая приехала к нам погостить на выходные.

– Леди Фезермор? Я, кажется, знаю это имя.

– Да, уверен, что знаете.

– Она была ребенком, когда я…

– Я всю жизнь ребенок, – вмешалась Хелен, – и знаю, что, когда мы увидим друг друга…

– Да? Да? – переспросила старушка, очевидно, тугая на ухо.

– Вы поймете, что преодолели прошедшие годы лучше, чем я.

– Да ну что вы! – сказала старушка. – Я плохо вижу, в смысле, вообще, даже если не темно, а на ваших фотокарточках… не знаю, с каких пор я их не видела… вы всегда точно такая же, как… как всегда.

– Спасибо вам, – сказала Хелен, тронутая больше, чем хотела показать, пусть даже никто бы не увидел.

Они продолжали обход, произнося и выслушивая слова приветствия, пока не добрались до стула во главе стола.

– Простите, – сказал Валентин, обратившись к сидящему на этом стуле, – но кто вы, можно спросить?

– Я твой отец.

Валентину понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя. Интересно, заметила ли это Хелен?

– Дорогой папа, – начал он, – это моя близкая подруга, леди Фезермор. Я тебе много о ней рассказывал…