В этот миг возник невероятный шум, напоминавший треск и взрывы, и зажегся свет, но где именно, было неясно. Только это был не тот свет, что разгоняет тьму: это были какие-то голубые огни, клиновидные, как стрелы, и они пронзали комнату из конца в конец. Валентин сказал себе: «Ну конечно, это же газ!» Много лет назад в доме поменяли газовое освещение на электрическое – против воли отца, который всегда говорил, что «газ дает гораздо лучший свет», – и он распорядился оставить в каждой комнате по газовому рожку на случай, если электричество сломается, как он весьма надеялся. И теперь газ – не обычный газ, а словно огни на старинной ярмарке – проникал в комнату из каждого угла. Голубые стрелы, точно вспышки молний, не освещавшие ничего, кроме самих себя, отбрасывая мертвенное сияние на лица людей за столом.

Валентин сжал руку Хелен.

– Пойдем отсюда! – сказал он.

И в следующий миг они оказались в холле, в безопасности, хотя Валентин не помнил, чтобы они открывали или закрывали дверь столовой.

С глаз долой – из сердца вон. Воспоминания Валентина о произошедшем, то ли из-за мгновенного возбуждения, которое часто стирает подробности невероятного происшествия, то ли по какой-то иной причине, уже размывались, но не пропали совсем, оставив след – ощущение, впечатление, подсознательную убежденность? – и этот след не давал ему покоя. Он не владел этим домом, как он понял теперь, поскольку были и другие претенденты. Но он вовсе не думал, что домом все еще владеет отец. И это лишь сильнее укрепило его новую, растущую озабоченность. Кто бы ни владел этим домом, Хелен пригласил он, и они все это знали, но пока отношение к ней оставляло желать лучшего. Ей не показали ее комнату – кстати, а где ее комната? Наверху, разумеется, но какая именно – восточная или южная?

Он попробовал думать о бытовых удобствах в спальнях и о доступе к ванной, но его мысли спутались. Об этом должен был позаботиться хозяин дома, предположительно его отец, поскольку мать давно умерла – или нет? Ее не было за столом, по крайней мере Валентин так думал, ведь он не успел завершить обход до того, как начался этот газовый фейерверк. Кто-то, конечно, должен был знать, но где этот кто-то? Где хоть кто-нибудь? Ему совершенно не хотелось снова заходить в столовую с этими снопами синего света (насколько он помнил), игравшими на запрокинутых, искаженных ужасом лицах его старших родственников и, возможно, грозившими устроить пожар, невзирая на убежденность отца в безобидности газа.

Остаточные впечатления в подсознании пробудили в нем новую тревогу. Хелен встретили неподобающим образом, ей даже не предложили выпить. Она проделала такое долгое путешествие, с пересадками, а ей не предложили выпить! Она, должно быть, ужас как хотела выпить, так же, как и он сам, у нее наверняка пересохло в горле, как и у него, даже больше, чем у него, если учесть, что ее путь (так ему подсказала мысленная карта) был гораздо длиннее.