Около расползающегося сапожка лежало подгнившее яблоко.

Схая подняла его и протянула сестре. Там с благодарной одержимостью вгрызлась в мякоть.

Схая глянула в спину солдата. Тот не оборачивался. Люди стали расходиться. Кто-то остался лежать.

— Эй, — толкнула в бок Томари.

Если попросит укусить, подумала Схая, не дам, и себе не позволю, всё Дицце.

— Я же говорила… — сказала дочь кожевенника, глядя поверх головы Схаи.

У сброшенных с телеги свёртков ползал человек в чёрном платье. На голове мага, точно плешь, сидела лёгкая тёмно-синяя шапочка без прибавки, виски серебрились сединой, длинный прямой нос принюхивался к содержимому тряпиц. Что-то вынюхал. Коряга стянул перчатку и сунул пальцы под ткань. Затем подхватил тючок, выпрямился, мазнул взглядом суетливых глазок и сбежал в овраг.

— Сварит или запечёт, — Томари поёжилась, — бр-р-р.

— Может, похоронит, — без уверенности сказала Схая, — как женщина просила.

— Ага, открывай мешок. Чего всех тогда не забрал?

Схая не нашлась, что ответить.

— А почему у него нет бороды? — донимала Дицца на обратном пути.

— Не растёт, — важно отвечала Томари, — магией вывел.

— Зачем? Волшебникам нужна борода.

— Суп по ней размазывать?

— Суп… — повторила Дицца и замолчала.

— Ладно, увидимся, — попрощалась Томари.

У покосившегося забора перед хатой Схая остановилась и глянула на соседский двор. Калитка распахнута, колодезная крыша покосилась на чумазых столбах, деревья ободраны до крон — легко свалить всё на зубы кролика-великана. Скелетика нигде не видно.

Опухшая лодыжка мучительно ныла.

— Полежим немного и сходим за ужином, — решила Схая.