Матвей нахмурился.

— Ладно, у какого-то пациента опухоль. Он не прооперирует сам себя, потому что ограничен в действиях, и только хирург учтет угол надреза, необходимую дозу обезболивающего, стерильность операции и…Ты сам в курсе. Под внешним воздействием опухоль уменьшится. Что, если мы врезаемся в больную область, как скальпели и своим появлением видоизменяем больной орган.

— Почему? — бестолково спросил Матвей.

— Потому что сбиваем заложенную программу, вот почему! — снисходительно растолковал Антон, радуясь отвоеванному кубку победителя. — Цикл подчиняется налаженной системе, так? Непредсказуемость перепрограммирует цикл, и запустится новый — без Лексея, топора и воскрешения. Кстати, Малина не пробалтывалась — как ее воскресили?

— Подожди-подожди, — явно не услышав Антона, Матвей нерасторопно закрутился на местности. — Настя внедрилась в прошлое и отвлекла крестьянку, но никак не повлияла на судьбу Магды.

— Кто эта женщина с коромыслом?

— Черт ее разберет…

— Вот именно, эта тетка левая и никак не касалась судьбы Малины.

Матвей и Антон в упор смотрели друг на друга, не замечая воздеваний вихря, взбаламутившего увековеченный покой. Звуки вернулись. Заскрипели, сотрясаясь и постанывая, сбитые стволы и растроганным соло завыла в поднебесье вьюга. Заупокойные песни чуялись в сильном искажении, как сквозь пуховую подушку, и от этого Антона не покидала мысль об ускользающем заговоре, вершимом где-то наверху. Там, где обычно решаются главные вопросы. И вдруг вдалеке, за неприветливой чащобой, отрывисто заржал конь. Несколько секунд — и ржание рассеялось над лесом и растворилось в суматохе ненастья. Матвей с опасением вгляделся в еловые гребни.

— Слышал?

— Близко совсем…

— Что ты ей скажешь?

Матвей смущенно смолчал.

— Ну, и отдувайся сам… — вполголоса сказал Антон. — Похоже, та деревенщина с корытом попросту пристроилась…Какая от нее польза?

— Не знаю. — Наконец новая тема. — Наверное, вылезла из воспоминаний о том дне, а Настя наткнулась на неучтенку. Бесполезная материя…Это получается?…

Получается, есть шанс? Получается, нет никакого равновесия?

Получается, он не нарушитель, а спаситель?

Итак, что он ей скажет?

Что прошел через все стадии чувств, сложных для представления обычному человеку, но остался для нее безропотно влюбленным, нелепым, понапрасну суетящимся парнем. Что затерялся в зверской, безжалостной, запутанной игре на выживание. Что он ей скажет? Что пытался забыть и выжил утомительную неделю без общения. Безликую, бесцветную, бескрайнюю неделю. Что он ей скажет? Что готов принять любую — бедную, бездомную, бездыханную — и никогда не упрекнет в безобразии, как Лексей. Что он ей скажет? Что ненавидит ее учтивую вежливость по утрам, по ночам, каждый день проклинает, черт бы ее побрал, эту вежливость, глухую и слепую, обезличенную, обескровленную. Что остановит сбой системы и найдет другой источник энергии, а если потребуется — позволит питаться его страхом и болью. Что он ей скажет? Что? Что любит ее.