— К вам Ефим Васильевич уже приходил, — говорит Саша. — Не может он без вас ни одного вопроса решить. Мялся-мялся, краснел, весь пятнами пошел. Будто мы не знаем, что он в вас влюблен. Письмо какое-то, говорит, пропало, а по-моему, он просто предлог выискивает, чтобы на вас посмотреть…

Саша снова выжидающе смотрит на Веронику. Но Вероника молчит.

— Еще вас Людмила Алексеевна спрашивала. Потом из месткома приходили насчет увольнения одного шофера, помните, он решение дирекции обжаловал? И еще, говорят, у Нины из второго отдела заявка на двадцать билетов в Театр на Таганку. Вас записать?

Вероника продолжает молчать, и Саша не выдерживает.

— Что с вами, Вероника Ильинична? — спрашивает она.

— Пожалуйста, не задавай мне сейчас никаких вопросов, Саша, — не поднимая головы, сухо говорит Вероника. — Помолчи.

Саша удивленно замолкает.

Вероника берет наконец конверт. Привычно длинными ножницами срезает кромку. Одного взгляда достаточно, чтобы определить, в какой отдел следует отправить эту пачку листов с колонками цифр. Вероника работает четко, у нее не бывает путаницы в делах. Привычно она делает в правом верхнем углу первого листа пометку цветным карандашом, скрепляет бумаги канцелярской скрепкой и перекидывает их на стол Саше. И видит, что Саша плачет. Синие от туши слезы быстро, одна за другой бегут по ее щекам.

— Это еще что? Ты обиделась на меня?

— Нет, вы тут ни при чем, — говорит Саша. Она смотрит поверх головы Вероники в стену, слезы продолжают аккуратно капать одна за другой. И слезы эти тоже бесстыдные, слишком уж откровенные, словно бы напоказ, хотя Вероника достаточно хорошо знает Сашу, чтобы почувствовать — та огорчена всерьез.

Саша плачет беззвучно, не двигаясь, не вздрагивая, как на киноэкране крупным планом, и ждет расспросов.

Боже, со злым отчаянием думает Вероника, не нужны мне сейчас ничьи исповеди и ничьи слезы! Нет у меня на них сил.

Ожидание несчастья внезапно отделило Веронику ото всех и от всего, и Саша с ее наглой красотой и жадной молодостью существует сейчас в другом мире, из которого Вероника оказалась внезапно и жестоко выброшенной.

Не дождавшись от Вероники ответа, Саша говорит осторожно:

— Гена вчера опять пришел пьяный в три часа ночи… Когда я сегодня уходила, он еще спал… А на рубашке у него, на воротничке, — красное пятно. Определенно помада.

Ох, Саша! Не нужны мне сейчас твои беды и вся эта вязкая пошлость с пьянством, со следами губной помады на воротничке мужа, с хищными покушениями задушевных подруг на твое семейное благополучие, со сладострастным обсуждением того, что «он» сказал «ей», а «она» — «ему», с идиотскими поисками второго смысла в словах, однозначных, как гвозди! Может быть, я не права, Саша, но сейчас я хочу быть подальше от всего этого!