Надо работать, надо работать, уговаривает себя Вероника. Иначе сойдешь с ума до пяти часов. Сейчас всего одиннадцатый… Ей вдруг хочется, чтобы кто-нибудь вошел в комнату, чтобы вокруг стало многолюдно и шумно. Говорить о чем-то незначащем с кем попало, забить голову любой словесной чепухой. И словно во исполнение ее желания дверь распахивается и на пороге встает секретарша начальника главка Варвара.

Да, пожалуй, именно Варвара — счастливый, легкий человек — больше чем кто бы то ни было нужна сейчас Веронике.

Варвара счастлива последние несколько лет, а за спиной у нее тяжелое горе… Она смугла, черноглаза, ее невесомое, тонкое тело словно подсушено, прокалено высоким каким-то жаром, и когда Варвара движется, Веронике иногда начинает казаться, что она слышит легкое шуршание, будто шуршат сухие стрекозиные крылья… Вероника видела ее в горе (шесть лет назад у Варвары в автомобильной катастрофе погибли муж и сын-подросток), и ее поразила тогда удивительная, достойная стойкость этой женщины. Тогда на Ваганькове никто не вел Варвару под руку, никто не посмел протянуть ей стакан с валерьянкой. Горе ее было таким, что любое, самое душевное, прикосновение к нему выглядело бы кощунством. И это понимали все. А сейчас Варвара замужем за пожилым профессором, химиком и библиофилом, и откровенно, полно, взахлеб, счастлива с ним. Когда она говорит о своем муже — маленьком, ушастом, толстом человеке, узкие черные глаза ее над высокими темными скулами светятся восхищением. А Вероника всякий раз думает, что, оказывается, можно снова стать счастливой, не забывая и не предавая минувшего. А то, что Варвара не забыла и не предала, чувствуют все, и, наверное, поэтому новое счастье Варвары не вызывает ни злых толков, ни насмешек.

— Шеф отбыл в Госплан, — говорит Варвара. — Я посадила на телефон Аду. Будем пить чай. Сашка, включай чайник.

Она проходит в комнату, садится на угол стола Вероники, обнажив острое, обтянутое глянцевой смуглой кожей колено. Мельком, но внимательно оглядывает своими горячими, цепкими глазами бледное лицо Вероники, заплаканную Сашу. И, конечно, все замечает. Но Вероника знает: Варвара не будет задавать никаких вопросов, навязывать сочувствие. Будет сейчас болтать о своем Станиславе Витальевиче. Она говорит о нем обычно: «У моего профессора со мной уставшие от науки мозги отдыхают. Я ведь всего восемь классов кончила. Ему моя первозданная глупость нужна». Но Вероника думает каждый раз, слыша эти ее слова, что старику нужны стойкость, и нежность, и преданность Варвары.