Отслужу два года где-нибудь у черта на рогах, думает Анисим, приеду, подойду к окну, скажу: «Здрасьте, будка! Здрасьте, «козлятники»! Здравствуй, Валерка Фляк — хороший человек!»

Олег и Марианна перестали шептаться и теперь строили планы на ближайшее будущее.

— Может, пока отложим с загсом? — спросил Олег.

— Нет, — сказала Марианна. — Я старомодная. Хочу печать в паспорт. Побыстрей.

— Хорошо, — покорно согласился Олег. — Завтра все организуем. Твои родственники отпадают. Поговорю с матерью. Она пойдет с нами и возьмет подруг из поликлиники и знакомых. Все будет солидно, как у людей: пожилые тетки с цветами, достойные дядечки. Метрики, наверное, тогда не понадобятся. И платье у тебя уже подходящее. К тому же решится проблема с гербовым сбором: старики раскошелятся… Вообще это свинство, что я не предупредил мать. Она наверняка не стала бы возражать и помогла бы. И надо еще заранее подумать о свидетелях.

— Я завтра не смогу, — сказал Анисим.

Олег весело хмыкнул.

— Не обижайся… но какой ты теперь, к черту, свидетель, с такой рожей? Тебя уже нельзя показывать в загсе. Сам понимаешь.

— Свинья ты все-таки, Олег, — беззлобно сказал Анисим.

— А я хочу, чтобы он был, — сказала Марианна. — Сошью ему черную повязку. Может, у человека вообще глаза нет. Кому какое дело?

— Нет, спасибо, — сказал Анисим, — я уже погулял на вашей свадьбе.

Он слез с подоконника. Стянул через голову порванную рубаху. Швырнул ее на колени Марианне.

— Придется тебе зашить. Все мои рубахи на даче. А в таком виде я не могу выйти на улицу.

Марианна с нескрываемым восхищением посмотрела на мускулистый загорелый торс Анисима. Пробормотала кокетливо:

— Но ведь нужны иголка и нитки.

— Найдутся, — сказал Анисим. — Возьми вон в том шкафу, на верхней полке, в коробке. И, пожалуйста, побыстрей. Я сегодня читал «Домострой» времен Ивана Грозного. Так что у меня допотопные взгляды на эти вещи.

— Хорошо, она зашьет, — ворчливо сказал Олег. — Но ты пока исчезни куда-нибудь. Тут не пляж.

Анисим пожал плечами. Пошел в комнату отца.

Здесь тоже было душно и парко и пахло пылью. Вполне естественно, подумал Анисим, ведь люди на даче, никто не убирает. А Владик обозвал их баптистами, и Людмила Захаровна говорила, что у них не прибрано и грязно.

Анисим редко бывал в комнате отца. С детства его приучили, что отцу нельзя мешать, что в комнате его нельзя ничего трогать, передвигать с места на место. Но, кстати, именно здесь всегда царил образцовый порядок. Мать начинала уборку квартиры с этой комнаты. Здесь обычно все сияло чистотой и неприкосновенностью, и Анисим еще и поэтому всегда испытывал робость в тех редких случаях, когда переступал порог этой комнаты.