— Не имеет значения, — сказал Димов. Он понимал, что груб со стариком, но ему мучительно хотелось поскорее избавиться от него.

— Понимаю, — с не свойственной ему покорностью сказал Удочкин. — Я ведь и не держал в уме, что ты здесь, на тычке, среди народа, вдруг начнешь мне душу открывать. Так спросил, для порядка, что ли. Тем более что я и сам собираюсь тебе неприятное сообщить.

Он замолчал. И взгляд его светлых глаз стал, как обычно, нагловатым и хитрым.

— Поставил я забор, Андрей Александрович. Стоит. Чин чином. Праздник у меня сегодня, — сказал он торжественно.

— Та-а-ак! — медленно протянул Димов. — Осуществил, значит, заветную мечту?

— Ага! — победно сказал Удочкин. — Осуществил.

Господи, с тоской подумал Димов, зачем он возник сейчас у меня на пути, этот наглый старик со своим забором? Какое мне дело до этого, когда кажется, что кончилась жизнь? Зачем вся эта дрянь, суета и глупость? Зачем я должен видеть перед собой это лицо с бугристым, в капельках пота лбом, с большим, расшлепанным ртом и спорить о каком-то заборе? Зачем вообще мне этот забор? И как это получается, что люди могут испытывать искреннюю, почти детскую и даже какую-то возвышенную радость оттого, что им удалось оттяпать у соседа клочок дачной земли?

— Сколько тебе лет, Егор Макарович?

— Восьмой десяток пошел. Разменял, — почему-то с удовольствием сказал Удочкин.

— А для чего ты меня встречать вышел?

— Как сказать? — Удочкин в раздумье опять подергал щекой. — Решил заранее предупредить, чтоб не сюрпризом. Хотя я тебя утром уже предупреждал…

— И приоделся специально для этой встречи?

— Ну, не совсем чтоб специально…

— И хороший получился забор?

Удочкин посмотрел на Димова с опаской и сомнением. Ему была непонятна та злая веселость, с какой Димов задавал свои быстрые вопросы. И, стараясь попасть ему в тон, ответил весело:

— Отличный! На века!

— А зачем тебе на века?

— Не знаю, — помолчав, честно признался Удочкин. — Просто привык все ладно делать. Уважаю во всем прочность. И в вещах, и в людях.

— Скажи, а если вдруг в один прекрасный день исчезнет все, что ты понастроил, все эти сараи, заборы сгорят, например, что ты будешь делать тогда? Умрешь, наверное, с горя?

Удочкин усмехнулся снисходительно. Он уже успокоился, и взгляд его как всегда стал насмешливым и чуть презрительным.