Через секунду она уже забыла о Ефиме Васильевиче. Мысли о доме снова захватили ее. Сейчас она сделает покупки, поедет на дачу. И там, на даче, — после ужина с Андреем, матерью и Анисимом, — ее ждут привычные дела. На веранде будет гореть лампа, серебристо подсвечивая листву близких деревьев. Может быть, станет прохладнее, и в темном саду всю ночь будут пахнуть флоксы, которые она сама посадила под окном. Ей надо будет выстирать на завтрашний день рубашку Андрею (он любит только белые крахмальные рубашки), заштопать Анисиму шерстяные плавки, посидеть с мамой. Конечно, после полного рабочего дня это утомительно. Но, в конце концов, это ведь ее жизнь, которую она сама себе выбрала и к которой привыкла. И Вероника была счастлива, что судьба сегодня разрешила ей вновь вернуться к этой привычной жизни.
9
9
9Вдали от леса косые лучи заходящего солнца были все еще теплыми. И Рита согрелась, пока они медленно, подпрыгивая на колдобинах, ехали по улицам поселка.
Вдоль улиц, у дач, смирно уткнувшись радиаторами в заборы, стояли машины, пахнущие разогретой резиной и бензином. С каждым годом машин становилось все больше. Когда Анисим смотрел на них, отдыхающих у дачных заборов с покорностью рабочих лошадок, ему казалось, что усталость должна таиться в их пухлых резиновых шинах, погруженных в траву, и что их лакированные бока вот-вот начнут раздуваться и опадать от сбившегося в недавнем беге дыхания…
На скамейках у калиток кое-где сидели старухи в белых, парадных деревенских платочках. Эти старухи были коренными жительницами поселка. Они прожили здесь всю жизнь и родились здесь, еще когда поселок был обыкновенной деревней. И по деревенской привычке, закончив свои дневные дела, они выходили посидеть на улицу. А дачники-горожане наслаждались уединением за высокими заборами на своих участках: разжигали на сосновых шишках самовары, заводили магнитофоны, суматошно метались у столов с маленькими ракетками в руках, гоняя туда-сюда белые целлулоидные шарики, валялись в гамаках.
Анисиму были знакомы эти предвечерние приметы поселка: пахучий самоварный дымок, цокающий стук мячей настольного тенниса, разнообразные голоса магнитофонов, транзисторных приемников, телевизоров, уханье волейбольного мяча и, изредка, гудок теплохода с канала. В конце дня эти гудки казались Анисиму не такими, как утром или в полдень. Вечером они казались печальными.
Анисим и Рита ехали молча. Крутить педали было тяжело, каждое движение отдавалось болью в боку, но Анисим преодолевал боль и неутомимо нажимал на педали, и ему хотелось, чтобы это никогда не кончалось: вот так, час за часом, крутить педали и чувствовать плечом прикосновение Ритиного тела. От Риты все еще пахло дымом костра. Старухи в белых платочках смотрели им вслед.