Анисим откусывал от очередной трубочки, торопливо жевал, не замечая, что ест, и всего того, что было вокруг, весь обращенный к своим мыслям. И кажется, невеселым мыслям… Наверное, это действительно связано с какой-нибудь девушкой, подумала Вероника и почувствовала беспокойство и непонятную, настороженную неприязнь к той незнакомой девушке.

И никогда ему, дурачку, не понять, что синяки на его лице отзываются в ее душе такой живой болью, словно это у нее подбит глаз и рассечена губа, и что ее материнское существо возмущено тем, что кто-то посмел так безжалостно, так варварски поступить с его лицом, которое для нее навсегда останется детски нежным, незащищенным.

— Чудачки вы у меня оба, — ласково сказала Вероника.

— Ну да, старый да малый, — усмехнувшись, отозвалась бабка Устя.

— Как ты пойдешь на экзамен в таком виде?

Анисим не вставая издали поддел ножом большой кусок торта и пронес его над столом, уронив на скатерть кусок коричневого жирного крема.

— Завтра. Обо всем этом поговорим завтра. И еще о разном другом — тоже завтра, с утра.

— Почему завтра?

— По утрам человек легче воспринимает всякие новости, — сказал Анисим.

— Ты что, собираешься сообщить мне что-то неприятное?

— Да нет… Хотя все зависит от того, как смотреть на вещи.

— Ты хочешь, чтобы я не спала всю ночь в ожидании твоих новостей?

— Зачем же? Спи. Ничего в общем-то страшного.

— И этот проклятый забор, — сказала Вероника. — Как ты могла, мама, допустить, что он построил его?

— Я боролась, — спокойно сказала бабка Устя, выпуская из бледных губ тоненькую струйку дыма. — Чуть не до последнего вздоха.

— Ничего, — сказал Анисим и с удовольствием слизнул крем с пальца. — Если это надо, я могу запереть завтра старого жулика в его курятнике и снести забор. Мне это ничего не стоит. Тем более что я сам помогал ему строить его.

— Ты? Помогал?!

— Да, так получилось.

— Отец будет очень огорчен и раздосадован.

— Не будет, — сказал Анисим. — Покипятится часок и засядет за свои книжки. Он выше этих вещей — всяких там заборов и прочей частной собственности. Он только одеваться любит.