Черные блестящие глаза бабки Усти смотрели на Веронику испытующе и недоверчиво, и Вероника замолчала. Искушение поделиться с матерью счастьем было сильней, чем мучившее две недели Веронику желание призвать хотя кого-нибудь на помощь в своей беде. Но она повторила упрямо, что ничего не произошло, что будет просто встреча старых друзей и что она и впредь будет собирать их всех не реже раза в месяц.
Нельзя было пугать старого, немощного человека тем, что беда была так близко. Ведь даже тень миновавшей беды может напугать, если тебе уже почти восемьдесят. В этом возрасте человек не должен слышать о чужих болезнях и чужих смертях, ибо все это уже слишком близко придвинулось к нему самому.
Вероника сидела, чутко вслушиваясь в темноту. Она ждала, что вот-вот сквозь шум далекого стадиона до нее долетит стук калитки, захрустят по гравию приближающиеся шаги Андрея. Где он? Почему его все нет?
Вероника с досадой морщилась от рева телевизоров и ждала стука калитки и хруста шагов Андрея, ждала с тем же не угасшим за двадцать лет волнением, с которым ждала его каждый вечер.
10
10
10Анисим кинул свой спальный мешок под кустами возле нового забора, присев на корточки, пошарил ладонью в темноте по земле, еще хранившей дневное тепло, нащупал сухую ветку. Каждый вечер, прежде чем залезть в спальный мешок, Анисим разводил маленький, размером в ладонь, костер где-нибудь за кустами, в стороне от дачи, так, чтобы его не смогли увидеть с веранды и чтобы с участка Удочкина его тоже не заметили.
Анисиму не хотелось, чтобы кто-нибудь, кроме него, видел эти робкие язычки пламени в ночи. Этот крошечный костер был его интимным делом, — когда огонь загорался, тьма вокруг сгущалась и возникало ощущение полной отделенности от мира, от всего, что было вокруг. А утром Анисим тщательно уничтожал следы костра…
Наломав сухих прутиков, Анисим сложил их маленьким шалашом, вытащил из кармана заранее приготовленный клочок газеты, чиркнул спичкой. Ему нравилось, когда костер загорался от одной спички. И он научился укладывать прутики так, что язычки пламени сразу упруго взвивались вверх.
Вот и сейчас огонь загорелся сразу, и тьма сгустилась, но оттуда, из тьмы, со всех сторон волнами накатывал отдаленный, но настойчивый рев болельщиков с мадридского стадиона. Анисим подумал, что, даже не глядя на экран телевизора, по одним только звукам, можно догадаться, что творится там, под испанским солнцем. Если рев нарастал, значит, хозяева поля пошли в атаку, если гул был ровным, значит, борьба за мяч шла в середине поля. Когда наступала тишина, это означало, что в атаку пошли противники-гости. Все болельщики мира одинаковы, болеют только за своих…