Анисим не любил футбол. Его почему-то пугало, когда одно и то же чувство овладевало сразу десятками тысяч людей, когда они одновременно заходились в общем ликующем крике, одновременно, замерев, смолкали, одновременно издавали могучий вздох разочарования или облегчения. В реве тысяч голосов, слитых в один общим чувством, ему слышалось что-то жестокое и угрожающее, опасно неуправляемое.

Он сидел на корточках перед маленьким огнем, смотрел, как оранжевые с синими кончиками языки пламени взбираются вверх по черным ажурным переплетениям прутиков, и старался не слышать этого отдаленного, но грозного, доносившегося со всех сторон рева.

Он думал о Рите. Она сказала: «…две недельки до осени — наши. Завтра в семь приходи на канал…» Назначила ему свидание… Все лето он ждал, добивался ее внимания, хотя бы мимолетного, ездил по вечерам на велосипеде в темноте вокруг ее дачи, чтобы только увидеть хотя бы ее бесплотную тень. И вот эта тень обрела плоть. Было утреннее запретное видение на берегу реки. Потом в течение всего дня были тяжелые, мутные, волнующие мысли о ней. Потом лес и драка с Сергеем Петровичем. И внезапная, ошеломившая Анисима благосклонность Риты…

Он сидел на корточках, осторожно, чтобы огонь не стал слишком большим, подбрасывал в костер сухие прутики и думал о том, что ему почему-то не очень хочется идти завтра в семь часов утра на канал. Что-то сломалось, переменилось в его душе за сегодняшний день, и мысли о Рите были сейчас совсем не такими, как вчера, позавчера и все лето… Почему это? — с тоской думал Анисим. Почему все лето он только и искал случая, чтобы хоть издали увидеть ее, а сейчас, когда она назначила ему свидание и будет ждать его, ему не хочется этого свидания, оно пугает его? Почему?

Стукнула калитка, раздался близкий хруст знакомых шагов по гравию, устилавшему дорожку от калитки к веранде, — вернулся отец. Анисим торопливо заслонил ладонью свет крошечного костра. Шаги легко проскрипели мимо за кустами. Потом тень отца прикрыла освещенный дверной проем на веранде.

Язык пламени больно лизнул ладонь Анисима, но он не убрал руку, дождался, пока отец вошел на веранду.

Голоса болельщиков взорвались в далеком ликующем крике, потом все стихло, — видимо, атака испанцев сорвалась. Донесся разговор с веранды: что-то сказал отец, что-то оживленно ответила мать, и бабка Устя что-то сказала, но слов было не разобрать. Мать засмеялась, и смех ее непривычно нежно прозвучал в темноте. Интересно, подумал Анисим, отец опять не скажет матери, что был у Кравцова?.. Анисим подумал об этом мельком, и мысли его снова вернулись к Рите… Он вспомнил, как на глухой просеке Рита внезапно обхватила его рукой за шею и поцеловала в губы. Но почему-то неприятно было вспоминать этот поцелуй.