Как сладок был пар, исходящий от этих картофелин! Как неповторимо вкусен был черный хлеб военных лет!

Странно, но в душе Димова шевельнулось что-то похожее на тоску по тем давним тяжелым годам. Можно ли испытывать тоску по голодному детству? — подумал он. Но в памяти осталось не ощущение голода, а вкус хлеба тех лет. А в том тощем от недоедания подростке было бесконечно много сил, и, вопреки всему, он был счастлив…

Вероника встала из-за стола, подошла к дверям веранды и посмотрела в темноту.

— Аська опять свой тайный костер зажег, — сказала она. — Огнепоклонник… Простудится он в конце концов в мешке на земле.

Бабка Устя собрала со стола карты, сложила их, выжидающе посмотрела на Димова. Да, сегодня она была не такая, как всегда. Взгляд ее не призывал к бою — любому бою по любому поводу. Невидимый коршун раздора сложил свои темные крыла. Во взгляде бабки Усти были только просьба и ожидание.

Димов понял: она хотела поиграть с ним в карты. Он знал, что сама она не выскажет вслух своего желания. Бабка Устя вообще никогда никого ни о чем не просила. Она сжимала в бледной, с синими жилками руке колоду затасканных карт и ждала. Но мысли Димова опять скользили в опасной близости от боли, и ему хотелось только поскорее уйти из-за стола и остаться одному.

— Что с ним будет? — сказала Вероника, продолжая смотреть в темноту, туда, где горел костер Анисима.

— Он вырос честным человеком. Я это знаю, — твердо сказала бабка Устя. — Остальное не имеет значения.

— Дай-то бог, — сказала Вероника.

Она повернулась и ушла с веранды в комнату. Скрипнула дверца шкафа, что-то со стуком упало. Вероника напевала, и голос ее был негромким и счастливым.

Что же мучило ее целых две недели? Может, это действительно было связано со мной? С моей болезнью? — подумал Димов. Вероника напевала, передвигала стулья, скрипела дверцей шкафа — хозяйничала. Она всегда хозяйничала шумно.

Димов встал. И бабка Устя разочарованно положила на стол свою затрепанную колоду, вытащила из волос шпильку и принялась с независимым видом выковыривать ею окурок из мундштука.

Уходя к себе, Димов чувствовал ее укоризненный взгляд. Ему показалось, что бабке Усте сегодня особенно хотелось поиграть с ним в карты, что сегодня для нее это было почему-то особенно важно. Ему стало жаль старуху, но боль опять подкрадывалась к нему, и круг лампы на столе в его дачном рабочем кабинете казался ему единственным спасением.

Он сел, нажал пальцем кнопку на подставке лампы. Тысячу раз за свою жизнь он проделывал это. И легкий щелчок выключателя всегда как бы завершал очередной трудный или вполне обыкновенный день. Оставшийся до сна час-полтора можно было прожить по-своему.