— Заболел твой дед? Ничего, поправится. Он у тебя здоровый. Такие до ста лет живут.

— Нет, — тихо сказала Ксения, — не поправится. Он уже умер.

— Как умер? — ошарашенно пробормотал Анисим.

Лицо Ксении белело в темноте, налитые страхом глаза неотрывно, уже не моргая, смотрели на Анисима.

— У него что-то в сердце лопнуло, — прошептала Ксения. — Он поужинал и сел по телевизору футбол смотреть. А потом вдруг стал падать со стула. Мама — к нему и как закричит…

Ксения шептала торопливо, и плечи ее продолжали вздрагивать, а тонкие руки, вцепившиеся в забор, были налиты судорожным напряжением.

— У нас в это время соседка Елена Григорьевна была. Она сразу побежала на станцию, в «скорую помощь» звонить. А меня мама в дальнюю комнату втолкнула. Так что я ничего не видела, а только слышала. Они приехали и сказали, что все — уже умер.

— Ты что-то путаешь, — с надеждой сказал Анисим. — Зачем же они его в больницу увезли?..

— На вскрытие, — сказала Ксения. И Анисим удивился, что она произнесла это слово, которого вовсе не должна была знать, без запинки. — Сказали, что так полагается, если кто-нибудь дома сразу умирает… Можно я здесь с тобой постою, пока мама вернется?

— Стой, — тихо сказал Анисим.

Сообщение Ксении никак не умещалось в сознании. Вспомнилось, как Удочкин, крепкий, словно литой, в тесном для его широких плеч студенческом костюме, сидел у себя в сарайчике на табуретке, упершись ладонями в широко расставленные колени, и смотрел на Анисима хитрыми голубыми глазами. И капли пота проступали на его бугристом лбу. Это было совсем недавно, сегодня утром. Занимался жаркий августовский день, в сарайчике пахло мазутом, как на железнодорожной станции, за стеной покудахтывали куры, скребли сухими лапами пыльную землю. Удочкин подергивал толстой щетинистой щекой и прикидывал в уме, как половчей надуть его, Анисима. И надул. Анисим таскал столбы, а Удочкин суетился рядом и пыхтел от нетерпения. В голову не могло прийти, что это последнее утро в его жизни. Он казался вечным — этот неуемный, жадный, сильный старик. И вот его уже нет. И это было страшно, в это невозможно было поверить.

— Лезь сюда, — сказал Анисим Ксении. — Чего тебе там одной стоять?

— Не могу, — жалобно сказала Ксения. — Мне не перелезть.

Анисим перегнулся через забор, подхватил ее под мышки, ощутил ладонями сквозь платье тоненькие, хрупкие ребра. Она была тощая, легкая, и Анисим без труда перетащил ее через забор.

— Садись к огню, — сказал он. — И перестань дрожать. Ведь не холодно.

— А я не от холода, — прошептала Ксения.