— Помоги мне обратно перелезть, — попросила она. — Я лучше с той стороны постою. А то мамка приедет и заругается, что я дом без присмотра оставила.

— Сиди здесь, — сказал Анисим. — Нечего тебе там одной делать.

Он взглянул на веранду своей дачи. Свет в закутке отца все еще горел. И лампа бабки Усти горела… Надо сказать им про Удочкина, подумал Анисим. Нет, не стоит на ночь глядя. Узнают завтра утром… Как отец отнесется к смерти Удочкина? А мать? А бабка Устя?

Гул дальнего стадиона все еще доносился с разных концов поселка. И это тоже было страшно: человек сел смотреть футбольный матч, потом упал около телевизора и умер, его увезли, а матч все идет.

* * *

— Что они так кричат? — сказала Вероника. — Столько страстей из-за паршивого кожаного мяча! Два десятка здоровенных бездельников гоняют его туда-сюда, а другие десять тысяч бездельников кричат во все горло…

— Ты не учитываешь еще несколько миллионов человек, которые сейчас по всему миру сидят у телевизоров, — сказал Димов.

— Тем более глупо, — сказала Вероника.

Она выглядела совсем не так, как утром. Ее лицо было ясным, не омраченным никакими тяжелыми думами. И аккуратная челочка молодо поблескивала на лбу.

Димов, только ступив на веранду, сразу заметил эту произошедшую в Веронике перемену. Заметил и не по-будничному накрытый стол, с коричневым тортом посередине и еще какими-то сладостями. Правда, от торта осталась половина, и, судя по тому, как он был разрушен, над ним уже поработал Анисим. Но все равно стол выглядел празднично. И глаза Вероники сияли освобожденно, и движения ее были, как и раньше, освобожденными и легкими. Но, как и утром, Димов ни о чем не стал расспрашивать ее. Он знал: в положенный срок она сама все расскажет.

Что-то мучило Веронику две недели и вот прошло, миновало. И это было главным — что все позади. А что именно миновало, обязательно выяснится со временем. Димов знал характер Вероники. А вот бабка Устя выглядела неважно. Щеки ее стали совсем пергаментными, а черные глаза утратили воинственный блеск. Правда, сидела она, как всегда, выпрямившись, и не смогла удержаться от воинственного замечания.

— Я бы и сама посмотрела этот матч, — сказала она. — Но вы из экономии купили негодный ящик — экран с папиросную коробку, а вместо звука грохот.

— Купили, мама, такой, на какой хватило денег, — сказала Вероника. — А в Москве и у тебя, и у нас прекрасные телевизоры.

— Могли взять деньги у меня, — величественно сказала бабка Устя.

Вероника сидела за столом, положив подбородок на маленькие кулачки, и смотрела на Димова. И Димов чувствовал, что каждое его движение — обыкновенные движения человека, который отпивает глоток чая, подносит ко рту ложку с куском торта, — доставляет ей непонятную радость. Он опустил глаза…