Часть четвертая 1927

Часть четвертая

1927

I

I

По дороге в ванную комнату Тони задержался немного, чтобы взглянуть из окна на ту небольшую часть февральского Лондона, которую мог назвать своей. Облачное небо висело метрах в трех над мокрыми крышами, а ткань воздуха походила на ту, которую дантовский ангел в аду устало снимает со своего лица, как грязное покрывало. Какой-то шофер с привычной ловкостью выровнял ход своего страшно заскользившего автобуса и затем уже безопасно покатил дальше, как на санках, свой тяжелый груз. Тони рассеянно пробормотал:

— Даждь нам мир в наши дни, о Боже, ибо никто не сражается за тебя, только мы, о Боже, а мы — армия Фреда Карно!

«Приветствую тебя, великолепное поражение. Разве бывают какие-нибудь битвы, кроме проигранных битв, какие-нибудь дела, кроме проигранных дел, какая-нибудь жизнь, кроме горшечных черепков в Селинунте[167]? Холоден был ветер, но я, дрожа от лихорадки в холодном солнечном свете, видел, как они проходили, люди с остроконечными бородами, люди, избороздившие моря и сушу. И вот я, трясясь от лихорадки, узрел и отверг состояние, приносящее три процента. Лучше я буду питаться дикими травами, а вы сажайте себе капусту в Бекингеме…»

* * *

В другой комнате добрый корабль, Маргарет, приготовлялся к дневному рейсу, туго подтягивая шелковые чулки, беря на гитовы панталоны, поднимая на стропах бюстгальтер, накрашивая губной помадой бугшприт.

Тони отошел от окна и последовал в ванную комнату. Он ненавидел бритье, зато наслаждался ванной: ванна — последнее убежище в переполненной Европе. Теперь все поэты сочиняют в ваннах — это единственное время, когда они могут подумать.

Предположим, что один миллиметр бороды сбривается ежедневно в течение пятидесяти лет, это составляет чуть ли не пятьдесят метров на протяжении жизни. Карл Великий, пышнобородый, ничто в сравнении с этим. Бритье, ванна, зубы, волосы, ногти — что это за жизненная симфония? Говорят, королева Елизавета, когда ей минуло шестьдесят, устала жить и больше никогда не мылась. Вот Микеланджело предостерегал же своего племянника, что ванны, мол, очень опасны; он был старый, грязный христианин.

«Завтра никогда не бывает новым днем, мы его всегда закладываем. Или оно уже заложено еще до нас — «войска пройдут в боевом порядке в три часа утра». Сегодня… — и Тони, подогнув колени, скользнул в теплую воду. — Почему не все ванны делаются длиной в шесть футов?.. Сегодня я заложил свой завтрак Харольду и Уолтеру. Не хочу встречаться с Харольдом и Уолтером. Я знаю точно, что они будут говорить, они столько раз уже говорили это. Они будут увещевать меня жить жизнью мужчины и не валять больше дурака и будут намекать на тот очевидный факт, что Маргарет и я связаны теперь только по чистой видимости. Я буду стараться морочить им голову и во всяком случае ничего не выболтаю о Маргарет. Зачем это делать? Мы проводим вместе почти шесть месяцев в году. Почему я не увертываюсь от этого свидания? Потому что знаю, что через две недели еду в Тунис с Уотертоном, и мне все равно, как я трачу дни своего изгнания здесь».