Уолтер мановением руки утихомирил Харольда и снова начал:

— Милый Тони…

«Он обращается ко мне как к публике на митинге, — подумал Тони, — так Гладстон[177] говорил со старой королевой».

— Милый Тони, вы понимаете все это совершенно неправильно и очень огорчаете нас обоих. Никто больше меня не ценит юмора, но сейчас для этого неподходящее место. Постарайтесь быть серьезным.

— Серьезным? — воскликнул Тони. — Я чертовски серьезен! Это вы шутите!

— Что вы хотите этим сказать?

— Я хочу сказать, что мне отлично известно, что я делаю и почему. А вы вмешиваетесь в то, чего не понимаете.

— Не знаю, почему вам хочется называть здравый смысл вмешательством, — пробормотал сердито Харольд.

— Ну, в данном случае я называю это так, — брякнул напрямик Тони.

Харольд хотел было возразить презрительно, но Уолтер вмешался с дипломатической detente[178], которая чрезвычайно позабавила Тони.

— Нет, нет, — сказал он поспешно, — не будем позволять себе уклоняться от сути дела. Харольд, вы не съедите вместе со мной кусочек сыру? А вы, Тони? И спросим по стакану портвейна к нему! Разумеется! Человек! Три стилтона и три стакана портвейна! Марки «Дау» 1908 года — не забудьте. Будем вести этот разговор дружески. У нас у всех самые лучшие намерения, и я уверен, что мы будем в состоянии прийти к удовлетворительному решению. Тони, разрешите мне задать вам несколько вопросов, как старый друг старому другу.

— Конечно, — сказал Тони, решив про себя откровенничать со «старым другом» как можно меньше.

— Должны ли мы понимать, что вы бросили свою карьеру окончательно и безусловно?

— Да, если вы называете карьерой такого рода деятельность.

— А! — Уолтер немного посветлел, между тем как Харольд вспыхнул от оскорбления, нанесенного божеству. — Есть у вас какие-нибудь планы на будущее?

— О да! Приблизительно через две недели я еду в Тунис.

— Я хотел спросить не это! Я хотел спросить, есть ли какая-нибудь серьезная работа, за которую вы бы хотели взяться? Может быть, я был бы в состоянии помочь? Ведь есть разные виды официальной и полуофициальной деятельности, где всякий интеллигентный человек…

— Благодарю вас, прервал Тони, — я буду вполне доволен, если буду жить и дальше, как живу, без всякого официального дозволения.

— Тогда, значит, нам и в самом деле приходится считать, что вы намерены проводить остаток своей жизни в праздных разъездах из одного курорта в другой и будете наезжать в Лондон, только когда почувствуете, что нельзя дольше пренебрегать своей женой?

— Можете считать все, что вам угодно, или, вернее, что может прийти вам в голову, — сказал раздраженно Тони. — Но, пожалуйста, не затрагивайте Маргарет. Это мое дело.