Они засиделись за обедом, или, вернее, Ката захотела, чтобы они еще посидели. Она сказала, что больше не хочет гулять и что она должна скоро лечь спать. Тони наблюдал за ней с беспокойством, и то, что он наблюдал за ней, — а он не мог вполне скрыть этого, — казалось, нервировало ее еще больше. Два раза она поднималась, как будто для того, чтобы пожелать ему спокойной ночи; и два раза опять садилась. Наконец она сделала над собой усилие и, вставая в третий раз, протянула ему руку со словами:

— Я в самом деле должна лечь. Спокойной ночи, Тони.

Он поднялся тоже в этот момент, взял ее за руку и хотел заговорить, но она поспешно продолжала вполголоса:

— Я не буду пытаться отблагодарить тебя за этот прекрасный день. Лучше ты не мог быть. Это единственное, на что я надеялась в жизни, — узнать, что ты жив и что ты все тот же. Если я испугалась, когда ты подошел ко мне утром, прости, — я думала, что тебя убили на войне и что здешние хозяева лгали, уверяя, что видели тебя. Этот день, подаренный мне тобой, усладит всю мою жизнь. Я рада, что не умерла, как хотела. Спокойной ночи.

Ее губы дрожали, произнося эти слова, и она не смотрела ему в глаза. Он крепко держал ее руку, а Ката старалась вырвать ее и уйти.

— Ката! — сказал он нежно. — Подожди минуту. Все, что мне нужно для полного блаженства, — это знать, что ты счастлива сегодня. Моя жизнь без тебя была искалечена, и когда теперь наконец я снова нашел тебя, я боюсь отпустить тебя. Если бы я мог поступать по-своему, я прощался бы с тобой до восхода солнца. Подари мне еще несколько минут, пусть этот прекраснейший день продлится. Он не будет таким завтра, даже если это завтра будет гораздо прекраснее. Пойдем в конец сада. Это не больше полусотни шагов, а цветы пахнут так сильно этой ночью, и будут светить звезды. Идем.

Воздух в саду был теплее, чем думал Тони. Он забыл, что Эя не Сахара, что после прохладного заката воздух снова теплеет — или кажется, что теплеет. При свете звезд он смутно различал очертания виноградных лоз, аркой сплетавшихся над тропинкой, и четкий край горы, черневшей на северной стороне неба. Запах земли, и роз, и фрезий тонул в воспетой Тассо сладости цветущих апельсинов и лимонов. Ката легкой походкой шла рядом с ним и была молчаливее самого молчания. Она взяла Тони под руку и держала ее обеими своими руками.

Они медленно дошли до конца сада, постояли минуту, глядя на звездное небо, и затем снова пошли назад к дому. Ни один из них не произнес ни слова, и все же Тони чувствовал и знал, что Ката чувствовала, насколько все между ними было действительно совершенным. Тони вспомнил платоновский миф о муже-женщинах, которые когда-то были единым живым существом, а затем были разделены, и теперь одна половина — мужчина — и другая половина — женщина — должны всегда искать другую потерянную половину, чтобы стать цельными. Он хотел, чтобы кровь Каты бежала вместе с его кровью, как будто у них было одно сердце; войти в ее тело своей плотью и передать ей таинственное семя, которое было его кровью; пить дыхание ее жизни в ее поцелуях и своим дыханием вернуть ей жизнь; чтобы его тело было ей защитой, и чтобы его труд оберегал ее дни; и если они должны умереть, то он хотел умереть так, чтобы даже их пепел был смешан вместе. Почему так бывает, что для влюбленных только бесконечность смерти кажется соизмеримой с бесконечностью любви? Потому что рассудок умирает, а плоть живет. Мы воплощаем любовь всех наших предков, и если она была совершенна, то и мы совершенны. Итак, пусть любовь ваша будет совершенной, чтобы плоть, которую вы творите своей любовью, была совершенной.