Они прошли через открытый лужок, заросший ракитником, цитусом и индийскими фигами, спустились вниз по крутой тропинке и, держась за руки, молча остановились у края прозрачной воды.
— За одно мы должны быть благодарны судьбе, — сказал Тони наконец, чувствуя, что он должен говорить беспечно, или клубок снова подкатит ему к горлу, — за тот счастливый факт, что деловые люди еще не открыли этот крохотный уголок. Если бы они обнаружили здесь возможность сделать деньги, они взорвали бы скалу и превратили заливчик в Плавательный Бассейн Хоровода Поразительных Красавиц и построили бы казино, затем по ночам устраивали бы цветные фонтаны.
— О, не надо, не надо, Тони! Пожалуйста, прекрати. Я не могу этого выносить. Я убью всякого, кто захочет испортить это место. В этот свой приезд я спускалась сюда каждый день. Я не была здесь только вчера.
— Что ты делала здесь?
— Садилась и думала, и думала, и вспоминала тебя, и немножко плакала, и жалела, что не умерла в тот день, когда мы вместе покидали Эю, — но теперь я рада, что этого не случилось.
— Я тоже приходил сюда в 1919 году, — сказал Тони задумчиво. — Был осенний день, теплый, но меланхоличный.
— И что ты сделал?
— Вспомнил все так ясно, что увидел твое белое тело в прозрачной воде, и так желал тебя, как будто вся моя плоть разрывалась. Потом мне захотелось плакать, потом я сорвал несколько цветов и бросил их в воду на память о тебе, попрощался с этим местом и ушел. Я тогда никак не думал, что буду снова стоять здесь, а еще меньше — что это будет с тобой, с новой, еще более чудесной Катой.
— Я была тогда очень развязна и старалась соблазнить тебя, Тони? Я почти краснею, когда вспоминаю, как бегала за тобой.
— Да, ты была соблазнительна, но не развязна. Кажется, я был уже очень, очень влюблен в тебя, хотя в сравнении с теперешним океаном даже это только лужица.
— Ты был тогда такой ласковый и нежный. Тебе приходилось очень сдерживаться, чтобы вести себя так мило?
— Моя дорогая, я готов был яррростно повалить тебя на камни и гнусным обррразом обесчестить тебя!
— Ты этого не сделал. Ты был робкий.
— И неуклюжий. Я знаю. Но ты не настаивай на этом слишком, а то мне станет стыдно за того неловкого мальчика.
— Ты вовсе не был неуклюж, и мне нравилась твоя робость, хотя я тогда не знала, не понимала, насколько она очаровательна. А что касается стыда, — прибавила она, начиная раздеваться, — ты знаешь, ведь сегодня ты заставил меня потерять всякий стыд, так что тебе придется поступать по моему примеру.
— Как чудесно, что мы снова можем купаться здесь, — сказал Тони, тоже начиная раздеваться. — Как ты думаешь, вода холодная?